Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
— Эй, армия! Документы.
Здоровяк не реагировал.
— Может, пусть спит? Это наш, — сказала Катина мать.
— Ага! Счас! — И солдат сильнее толкнул армейского увальня. — Армия!
От этого толчка у спящего из кармана его камуфляжной куртки разом высыпались несколько красных и бурых «корочек». Солдат поднял их, открыл первое, с золотым тиснением «МВД РФ». В удостоверении значилось: «КЛИМОВ Алексей Петрович, подполковник милиции». На второй «корочке» тоже золотое тиснение: «НАЛОГОВАЯ СЛУЖБА РФ», на третьей — «МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ РФ», а на четвертой — «МИНИСТЕРСТВО ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ
Подозрительно глянув на спящего увальня, солдат выглянул в коридор, жестом позвал капитана — начальника патруля, молча протянул ему «корочки» Климова. Тот, заглянув в одну из них, тут же сказал:
— Отдай владельцу.
— А он кто?
— Не твое дело. Где он?
Солдат кивнул на купе, где спал Климов.
Капитан зашел в купе и осторожно вложил «корочки» в карман куртки Климова, даже застегнул.
Но тут Климов открыл глаза.
— Извините, товарищ подполковник, — сказал капитан.
Климов посмотрел на капитана, перевел взгляд на Катю с родителями и спросил у них, показав на Катю глазами:
— Не спит?
— Нет, — ответила мать. — Кричит во сне.
Климов вздохнул…
А поезд все катил на север.
В общих вагонах, через которые шел патруль, было по-летнему жарко, душно, плач детей, хохот какой-то компании с пивом и сушеной воблой, дорожный флирт и крутые яйца с жареной курицей.
— Ваши документы… Приготовьте паспорта… Откройте сумку…
А вот и Зара. Но ее документы были в порядке.
— Покажи вещи!
Зара показала. В потертой дорожной сумке — одежда, варенье, сушеная хурма…
— Куда едешь?
— В Москву, учиться.
— На кого?
— На артистку!
Патруль ушел, а Зара презрительно процедила сквозь зубы:
— Варраш!
А поезд продолжал тянуть на север. Кончились Кавказские горы, в Минеральных Водах громкоголосые тетки и пацаны носились по платформе, продавая мороженое-пломбир. Один из пацанов заскочил в тамбур, где стояла Зара.
— Эй! Купи пломбир! Такого нигде нет!
Но Зара отвернулась, продолжая изучать путеводитель по Москве.
В Ростове на платформе Климов попрощался с Катей и ее родителями.
— Ну, бывай, красавица! Приезжай в Москву, в цирк свожу.
Катя в обхват держалась за мать.
— Я в Большой хочу, в театр.
— Она у нас балерина, — сказала Катина мать.
— Ну и в Большой сходим. А чего? — сказал Климов.
— А можно мы правда приедем? На праздники? — спросил Катин отец. — Мы вас не затрудним, мы в гостинице остановимся.
— Конечно, приезжайте! Только позвоните заранее. Нужно ее психологу показать, снять кошмары.
И поезд двинулся дальше — через ростовские степи.
Бравый лейтенант с боевыми медалями на расстегнутой гимнастерке подкатил к Заре:
— Девушка, я слышал, вы учиться едете, на артистку…
Зара посмотрела на него, на его медали и снова ему в глаза. И в глазах у нее было такое, что он, смешавшись, отошел:
— Извини…
В Орехово-Зуеве, на последней перед Москвой остановке, Зару встретили «родственники» и отвезли в Подмосковье, в дом, где ее ждала Аида Мансурова — та женщина, которая пару месяцев назад увезла ее с кладбища и завербовала в шахидки. И мужчина — Ахмед Кадыров, который был в тот день за рулем «газика».
Здесь прошли последние молитвы и беседы о скорой встрече с любимым мужем и мести за его смерть.
— Завтра ты совершишь подвиг во имя Аллаха! Русские будут праздновать День России, ты устроишь им этот «праздник»! Ты готова?
— Я готова!
— Ты поедешь одна, но ты не будешь одна — твой Муса будет любоваться тобой с неба. Он видит тебя и ждет тебя. Ты уверена, что готова?
— Я готова!
— Тогда вот, примерь…
И под ту же песню Муцараева ей выдали так называемый лифчик — стильную джинсовую курточку с модным заплечным ранцем-сумочкой, внутри которых были вшиты узкие карманы — патронташ с пластинами пластита-4 и самодельным, величиной с два спичечных коробка, блоком взрывателя — детонатором с батарейкой и проводом, выведенным через рукав на кнопку прямо под рукой. Мощности этих брикетов пластита было достаточно, чтобы унести на тот свет сотню мунепаков (неверных).
Помолившись, Зара легла спать.
Ночью, пока она спала, Ахмед открыл ее «лифчик» и вставил в блок взрывателя крохотный дополнительный детонатор, работающий от мобильного телефона.
Наутро опекуны разбудили Зару в 6.30. Омовение… Молитва… Макияж… Деньги… Карта Москвы… Маленький кассетный магнитофон «Вокмэн»… Как перед выходом гладиатора на ринг… И последний инструктаж по выбору цели — любое массовое мероприятие в центре Москвы, но по степени важности желательнее всего:
1) праздничный концерт в Кремлевском дворце съездов или в Большом театре;
2) народное гулянье в ЦПКиО или в саду «Эрмитаж»;
3) любая толпа в центре — в Александровском саду, на Манеже, на Пушкинской площади…
В праздничные дни Москва просыпается позже обычного. Но к девяти утра уже выкатывают из парков чистенькие троллейбусы и растекаются по улицам и проспектам навстречу новеньким праздничным транспарантам:
«С ДНЕМ РОССИИ, МОСКВИЧИ!»
И на рынках, где радио тоже громогласно поздравляет всех с праздником, появляются первые покупатели…
И дети с мамашами и надувными шарами стекаются к зоопарку…
И спортивный марафон стартует на проспекте Мира…
И на главных городских площадях — Пушкинской, Триумфальной, Манеже — и в ЦПКиО завершается монтаж микрофонов и мощных динамиков на временных сценах…
Именно в это время и под праздничную радиомузыку пригородная электричка прибыла к платформе Курского вокзала. Вместе с другими пассажирами Зара вышла из вагона со своим смертоносным «лифчиком» и ранцем-сумочкой за спиной. Ее нелегко было узнать — она была одета в цивильное платье и джинсовую курточку, ноги оголены до колен, макияж на лице.