Ты теперь моя
Шрифт:
— Ты такой большой… Боже… Рома… — лепечу сдавленным шепотом ему в губы. — Я сейчас… Ромочка… Я уже сейчас…. Рома… Рома…
На вершине экстаза хватаю губами воздух и вскрикиваю. Саульский тут же запечатывает этот звук своим ртом. С силой вжимается, вдыхая в меня собственный стон.
Меня в реальном смысле на нем подбрасывает и следом разбивает безумной дрожью. По рваным резким толчкам и наплыву горячей влаги, которая упорно из меня между нами вытекает, понимаю, что он тоже кончает. Не находя другого способа справиться с переживаемыми
Все случилось так быстро. В угаре какого-то сумасшествия. Даже кофе остыть не успел. Кое-как приведя себя в порядок, мы с блаженной ленцой его выпиваем и только после этого поднимаемся на второй этаж.
Чтобы продолжить.
— Я очень скучала, — повторяю раз за разом, пока Рома несет меня в спальню. — Очень…
— Я заметил, мурка.
— Я тоже, — имею в виду уже его.
— Юлька… — прочищает горло. — Юля… — второй раз тверже, с нажимом, как он умеет.
— Ага. Я поняла, — не могу сдержать улыбку. — Поняла я, Рома. Поняла.
Спину остужает прохлада простыней, и по коже проносится озноб, но он не дает мне ни секунды, чтобы перестроиться. Задирая подол, наваливается сверху и затыкает мой неугодный болтливый рот поцелуями, которые я когда-то отвоевала.
Отвоюю и слова. Когда-нибудь… Обязательно.
Глава 35
Кто летал, тем бояться нечего.
Юля
Я вроде как выдохнула, поймала дзен и живу себе спокойно. Ну, относительно спокойно. Ровной линией нашу семейную жизнь не изобразишь. Двигаемся скачками, стремительным галопом, резкими рывками. Ничего особо не меняется. Мы просто действуем по ситуации, все чаще поддаваясь эмоциям. Без зазрения совести и какой-либо опаски.
Я могу быть хорошей, а могу быть плохой — Рома не станет меня наказывать. Если сорвется — мне самой это понравится. Никакого насилия, никакого унижения, жестко и сурово, но без физической боли. Хотя я порой хожу по самому краю, намеренно испытывая его терпение.
Я не могу иначе. Я не могу его не любить.
А любовь моя именно такая — горячая и неподдельная. Без фильтров. Без стыда. Без ограничителей.
В город приходят первые по-настоящему теплые деньки, и мы с Савельевой, пользуясь моей, вероятно, временной свободой, отправляемся в парк.
— Если получу этот грант, ей-богу, все брошу и уеду, — проговаривает Ритка сдавленно.
Откусив слишком большой кусок мороженого, она морщится и, размахивая перед ртом ладонью, пытается дышать.
— Осторожно, голодающая! Заглатываешь, как будто украла, — смеюсь, отбирая у нее рожок. — По поводу гранта, уверена, у тебя лучшие шансы, — возвращаюсь к теме, пока подруга пытается растопить во рту ледяную глыбу. — Танец красивый. Тебе удалось не только технически сильные стороны показать, но и глубину своих переживаний. И вообще, я всегда говорила, у тебя настоящий талант!
Отдышавшись, Савельева хмурится.
— Когда это ты говорила? Я такого не припомню… — забирает обратно рожок.
— Всегда!
— Нет, не говорила, — машет перед моим лицом указательным пальцем. — Напротив, утверждала, что я «посредственная» и «выскочка с района».
— Ну, ты вспомнила, — искренне смеюсь над ее обиженной моськой. — В те времена ты меня тоже не Хоролей называла, а… Дай-ка вспомнить…
— Нет! Не вспоминай! — верещит подруга.
— Ты называла меня «вульгарной соской»!
— Что? Фу! Не только так! «Соской» ты была только с красными волосами. А в остальное время — «показушницей», «надоедливой блохой» и «принцесской». Я тебе всегда завидовала.
— А я тебе, — в свою очередь легко признаюсь я. — Потому что у тебя талант имелся, а мне каждую вершину приходилось брать кровавыми мозолями.
— Знаешь, — проговаривает Рита, облизывая подтаявший пломбир с вафли, — в большинстве случаев успеха достигает как раз тот, кто обладает вот таким сумасшедшим упорством, как у тебя, а не талантами.
— Тебе целеустремленности тоже не занимать, — дергаю ее за хвост, когда она вновь, будто голодная псина, на это мороженное бросается. — Так что, все получится! Я в тебя верю!
Савельева хочет возразить, но в этот момент звонит мой мобильный. Показываю ей имя абонента, без слов привнося понимание: не могу проигнорировать вызов.
— Да. Алло. Привет, Рома, — все это выпаливаю скороговоркой.
— Привет. Вы еще в парке?
— Да. Гуляем. Чарли под присмотром — можешь быть спокоен, — рискую пошутить, хотя и знаю, что Саульский не любит бессмысленных телефонных бесед.
— Идите к выходу. Я на подъезде.
— Что-то случилось?
— А должно?
— Нет… Просто сейчас только четвертый час дня, пятница…
— Ты же хотела на сосновый мыс?
— Конечно! Хочу! Едем? — ору в трубку, не скрывая радости.
— Едем, — кажется, что он тоже улыбается.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
— А у меня с собой ничего…
— На территории есть все необходимое.
— Ну, да. Океюшки, Рома. К главному выходить, да?
— Да.
Отключившись, виновато смотрю на Ритку.
— Ой, не надо только этих драматических сцен, — фыркает она. — Я поняла! Не дура же! Катись колбаской к своему супружнику. Я вон с Чарли догуляю, — оборачиваясь, глумливо стоит Макару глазки. — А? Чарли, ты как? Не против?
Мужчина останавливается перед нами, но, как и всегда, хранит молчание.
— Нравится он мне, — продолжает Савельева, прицокивая языком. — Что ни скажешь — стерпит. Хрен из себя выведешь! Мы друг другу очень подходим, правда?
— Ага, — притворно вздыхаю, глядя на объект обсуждения. — Он тебе шею свернет, и все дела.