Ты теперь моя
Шрифт:
— Ну, не сразу же! Тебе до сих пор не свернул.
— Мне он не может. На мне вето. А так бы уже, — режу ребром ладони себе поперек горла.
— Надо же… Выглядит очень… уравновешенным.
— На выход обе, — грубо выдает Чарли, постукивая пальцем по циферблату часов.
Мы с Савельевой в унисон манерно охаем и выдыхаем «Мамочки, он заговорил!», прежде чем припустить к центральным воротам.
Приходится немного подождать.
Мы виделись с Ромой утром, но сейчас каждая минута ожидания наполняет мою грудь безудержным трепетом предвкушения встречи.
— Ты сейчас так умилительно выглядишь, — смеется Рита.
— Как красивая кошечка?
— Нет, как болонка с бантиком.
— Почему с бантиком? Зачем бантик?
— Только с бантиком болонка достигнет уровня твоей мимишности.
— Ты невозможная! — хохочу я.
Саульский коротко здоровается с Ритой и дает Макару распоряжение отвезти ее домой. На долгие прощания нет ни времени, ни, честно говоря, особого настроя. Все мои мысли уже занимает Рома.
Кивая Чарли, прошу Савельеву написать из дома, она со смехом поддевает, дескать, не забудь прочитать. На этой ноте рассаживаемся по машинам и разъезжаемся в разные стороны.
— Ты сегодня прям очень рано.
— Да, получилось. Оставил Семена в порту за главного.
— Мы на все выходные?
— Почти.
В груди разливается искрящееся тепло, когда Рома, кажется, машинально находит мою ладонь и, сплетая наши пальцы, тянет ее себе на бедро. Чтобы утихомирить отчаянное желание забраться к нему на колени, я на мгновение дышать перестаю. Если бы не сопровождение, я бы не колебалась ни секунды. Больше нет стеснения и страха получить не ту реакцию, на которую рассчитываешь. Но здесь я, конечно, сдерживаюсь. Мы не проявляем эмоции публично. Саульскому такое не по статусу.
— А «почти» — это как? — тихо спрашиваю и улыбаюсь, встречая его сосредоточенный взгляд.
— В воскресенье утром будем возвращаться. У меня встреча ближе к обеду.
— Окей. Мне подходит.
Я и за эту малость очень ему благодарна. Знаю, чего стоит с его графиком вот так вот вырваться за пределы города.
Получаю удовольствие здесь и сейчас. В дороге тоже можно разговаривать, смотреть друг другу в глаза, намеками давать обещания, медленно разгораться, неизбежно добираясь до точки кипения.
— Закажем ужин в номер?
— Тебе же нравится на публике? Я столик зарезервировал, — его голос звучит ниже, чем обычно.
— Нравится. Но сегодня я хочу только вдвоем.
— Как пожелаешь.
Сжимаю его пальцы. Он сжимает в ответ, а потом расслабляет тиски и проходится шероховатой подушечкой большого пальца по тонкой коже моего запястья. Простое касание, а тело вмиг откликается. Мурашки разбегаются. В мышцы кровь приливает. Галопируя толчками по венам, накаляет общую температуру тела. Мне становится жарко. Сбивается дыхание. Учащается сердцебиение. Пульс дробит виски. Но я смотрю на Саульского и улыбаюсь, безраздельно отдавая ему всю свою душу.
Глава 36
Кто летал, тот с заданием справился.
Сауль
Меня сложно чем-то удивить. Слишком много у меня было женщин. Я делал с ними разные вещи. Это никогда не затрагивало душу, не вызывало каких-то чрезвычайно бурных эмоций. Секс — это лишь звериные инстинкты, которые периодически необходимо удовлетворять.
С Юлей все кардинально иначе.
Не в первый раз ловлю себя на том, что с ней мне необходима титаническая концентрация, чтобы удерживать элементарные функции под контролем. Это касается всего: мыслей, эмоциональной отдачи, дыхания, сердцебиения, физических реакций тела.
Я не против кайфа. Но некое чужеродное и абсолютно исключительное чувство, поражающее мою нервную систему, будто нейротоксин, вздыбливает во мне основные инстинкты — защиту и нападение. Они не дают расслабиться и потерять бдительность.
Однако в какие-то моменты я ее все же, как щит, роняю.
За эти затяжные секунды внутри меня такая спусковая реакция происходит — все рецепторы взрывает. Эти микровсполохи летят по нервным сплетениям жгучими молниями. Вены вместо крови заполняет какая-то одуряющая смесь. Она несется в мозг, выбивает пробки, слепит и срывает крышу.
Каждый раз все тяжелее глушить это состояние. Каждый раз хочется застрять дольше, увеличить дозу. Застыть в этой нирване. Остаться, если это возможно, навсегда.
Сцепив зубы, снова и снова перекрываю все входы и выходы. Запираю чувства в самом отдаленном уголке. Как зверь кружу в темноте, пока стихает эта буря.
Говорят, на Мысе Сосновом изумительной красоты природа, но мы мало с ней знакомимся. Большую часть времени проводим в номере на последнем этаже гостиничного комплекса.
За десять часов взаперти, казалось бы, должен пресытиться. Все у нас было. И на повторе. Юлька отзывчивая, на любую мою ласку с готовностью откликается. Доверяет.
Не могу перестать ее трогать. Пару часов даю поспать, и снова вытаскиваю из теплой постели. Высаживаю ее коленями на широкое полотно подоконника лицом к морю. Гостиничный комплекс находится практически на самом краю отвесной скалы. Из наших окон только бескрайнее море да пушистый потолок неба видно.
Близится рассвет. Отсекает море от неба ярко-оранжевой полосой. Красиво. Сонной Юльке тоже нравится. Наблюдая за этим естественным явлением, зачарованно моргает. Впечатлительная девчонка.
Прижимаюсь к ее спине. Оборачивая одну руку вокруг талии, второй накрываю раздраженную от бесконечных утех грудь. Юля вздыхает и замирает, предоставляя мне полную свободу действий. Мягко оглаживая упругую и нежную плоть, отмеряю, как быстро набирает оборотов ее сердцебиение.
Медленно стягиваю руку по напряженному животу вниз. Надавливая между ног, вынуждаю развести бедра. Юля оставляет одну ногу под ягодицей, вторую, раскрываясь, отводит в сторону и опирает на колено. Ослабляя объятия, чуть отступаю и смотрю на нее сзади. Высота подоконника позволяет увидеть поблескивающую в рассветных лучах плоть.