Ты у меня один...
Шрифт:
— Я не могу изображать, что влюблена в тебя. Никто мне никогда не поверит.
— Не поверит? Тогда тебе придется придумать что-нибудь, вести себя так, чтобы поверили. Если, конечно, ты и в самом деле не хочешь, чтобы наша история всплыла без прикрас… в своем натуральном виде.
— Нет! — встрепенулась Шарон как ужаленная, густо покраснев.
— Нет? — ехидно откликнулся он. — Боюсь, дорогая, тебе предстоит раз и навсегда в жизни сделать выбор. Или ты изображаешь, что любишь меня, или рискуешь тем, что каждый, кому только ни лень, может поинтересоваться, почему это, если мы не любим друг друга, у нас появился
— Фрэнк никогда не поверит, что я полюбила тебя, — лихорадочно попыталась парировать Шарон.
— Он слишком занят своей женой и собственной жизнью, чтобы копаться в твоей. Посмотри правде в глаза, девочка. Что бы ни происходило в твоей жизни, Фрэнка это мало интересует, разве что как кузена, и если что-нибудь…
— Он только рад будет, если я со своей любовью оставлю его в покое. Знаю… Ты мне уже это говорил.
— Сегодня вечером твои родители дома?
— Да… Я думаю, да, — ответила Шарон, пытаясь разобраться со своими путающимися мыслями. С одной стороны, ей хотелось обратить время вспять, чтобы все было как прежде, но если бы это было возможно… Значит… Она непроизвольно положила руку на живот. Ее вновь поразило, как сильно и как быстро привыкла она к мысли о ребенке.
— Хорошо. Нам нужно поговорить с ними как можно скорее. Я думаю, поскольку всем известно, что в семье только что была пышная свадьба, нам простят нашу спешку.
— Но обязательно подумают, особенно когда ребенок…
— Пусть думают, — равнодушно пожал плечами Роберт, поглядев на часы. — Я приду около восьми, — предупредил он Шарон, остановив машину возле дома ее родителей.
Шарон отворила дверцу и, понурив голову, вышла. Она чувствовала усталость и опустошение. Когда же кончится этот кошмар? Все было не так, как она себе представляла… Свою жизнь, свой брак. Никогда, даже в самом страшном сне, не виделось ей, что все будет покрыто такой беспросветной мутью… Без любви.
Роберт стоял рядом с ней на тротуаре и, что было на него совсем не похоже, восхищенно любовался звездным небом. Вместо того чтобы по возможности спокойно проститься с ним и уйти, как собиралась секунду назад, Шарон внезапно сорвалась:
— Мы не можем пожениться, Роберт. Мы не любим друг друга. Между нами нет ничего общего, ничего, что связывало бы нас, ничего, что сделало бы наш брак настоящим.
В этой выплеснувшейся отповеди были все потаенные, терзающие ее сомнения. Но Роберт и глазом не повел на хлесткую, взрывоопасную тираду. Перед домом ее родителей, на виду у прохожих, он крепко обнял ее, сжав за плечи и пару раз довольно сильно встряхнул, словно приводя в чувство.
— Нет! Хватит с нас этого, Шарон.
А потом исцеловал ее. Тубы его были твердыми и теплыми. Поцелуй обжег ее недвижные губы, вернул их к вулканической, наполненной болью жизни. Смерч чувств взвился в ней в ответ на его прикосновение.
Их окружение, возможные сплетни, страх — все сделалось незначительным. Шарон приникла к нему, всем телом отвечая на его поцелуй.
Когда наконец он отпустил ее, она несколько секунд не могла понять, где они и зачем они здесь. С пылающим лицом она отвернулась от него. В глазах Шарон сверкали слезы. Почему все ее тело так отзывалось на его прикосновения? — Шарон, — услышала она, уже собираясь уйти. Ее остановил звук его голоса. Непроизвольно она
— У нас есть еще и он, — напомнил Роберт. Его рука покоилась у нее на плече, а другой он прикоснулся к ее животу.
Сквозь одежду она чувствовала тепло — такое мужское и странно притягательное. И хотя Шарон знала, что это невозможно, она готова была поклясться, что новая жизнь в ней как-то отозвалась на его прикосновение.
Она стояла не сопротивляясь, уткнувшись головой ему в плечо. Так хорошо, так уютно было чувствовать дыхание Роберта на своих волосах, шее, плечах. Он склонился к ней, и страх перед тем, что он может снова поцеловать ее, без всяких усилий вызвать в ней предательскую волну желания, заставил Шарон отпрянуть и бегом рвануться к дому.
— Боюсь, что я один во всем виноват. — Роберт взял Шарон за руку. Странно, но в его руке ее напряженные пальцы чувствовали себя тепло и уютно.
Роберт только что сказал ее родителям, что они намерены пожениться в самом ближайшем будущем, объяснив и причину спешки. Наступила тишина. Шарон от стыда повесила голову, ожидая взрыва. Она ждала, что родители спросят ее, как это она оказалась беременна от Роберта, тогда как все знали, как сильно она любит Фрэнка. Но к ее удивлению, никто не сказал ничего подобного. Они с любовью обняли ее, а потом отец сказал:
— Дорогая, я всегда знал, что рано или поздно вы с Робертом преодолеете ваши разногласия, хотя, должен признать, я не ожидал, что таким образом…
— Это моя вина, — повторил Роберт, нежно притянув Шарон к себе, так что ей ничего не оставалось, как позволить ему обнять ее.
С искренностью, от которой у нее дух захватывало, а глаза просто на лоб лезли, он на ходу сочинял вслух романтическую историю их любви.
— Я так долго ждал, так долго таил свои чувства, и когда Шарон… Словом, когда наша взаимность стала явной, я обезумел от счастья и не подумал о возможных последствиях. И все же меня бесконечно радует, что так вышло, хотя мне следовало бы предпринять шаги… — Роберт покаянно вздохнул: — Сейчас мне больше всего хочется, чтобы Шарон не расстраивалась и чтобы вы простили меня за то, что я лишил вас возможности провести ближайший год, устраивая нашу свадьбу.
— Да, не скрою, детки, вы несколько удивили нас, — созналась Мэри, — хотя… Не смотри так, дорогая, — нежно обратилась она к Шарон. Я помню, каково это — быть по уши влюбленной. Мы с Диком…
Ричард Дуглас слегка кашлянул. Мать засмеялась.
— Придется устроить все тихо, по-семейному. У вас есть какие-нибудь планы? Шарон, конечно, понадобится платье, а потом будет свадебный завтрак…
— Нет уж, — вскинулась Шарон. — Я… — Родители изумленно посмотрели на нее, и она вспыхнула. — Мне не нужно платье. Для простой регистрации…
— Никакой простой регистрации! — резко перебил ее Роберт. — Мы будем венчаться в церкви, — к ужасу Шарон, заявил он.
И прежде, чем Шарон успела что-то сказать, он на глазах у Мэри и Дика повернул ее к себе и слегка поцеловал в кончик носа. А потом, куда более долгим поцелуем, — в губы. После этого он мягко сказал:
— Не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что кто-то из нас сожалеет о случившемся или что наш ребенок нежеланный. И конечно, я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что наша свадьба — не торжество любви, которую мы испытываем друг к другу, а нечто иное…