Ты волшебник, Гарри!
Шрифт:
Знаете, я ведь не сразу это заметил.
Нет, я и раньше в какой-то степени любил пошутить.
Нет, не злобно, не «пранк», а так...
На работе соль пересыпать в сахарницу. Ночью на смене поменять левые тапки коллег и так по мелочи. У меня главное правило было — должно быть смешно и не только тебе.
Если смеешься только ты, то значит, шутка вышла слишком злой. А если ответная шутка над тобой происходит вообще без смеха, то значит, что это не шутка, а месть. Ты конкретно
А тут...
В общем, к пятнадцати годам я начал замечать те вещи, о которых даже не думал до этого.
Понимаете, опыт есть, разум есть, а вот понимания, что я в детском теле, соответственно, мозг и гормональный фон мой тоже детский — нет. Да, у меня волосы начали расти в нужных местах. Да, появилось то, что появляется у молодых парней при виде красивых девушек.
Но я-то не тридцатилетний мужчина.
Да, знаю. Да, помню, хотя кое-что уже начало заволакивать дымкой, но самое главное: детский разум выворачивает всё по-своему. Страх неизвестности? Пф-ф-ф-ф. Взрослые будут сердиться? Да кому до них есть дело? Понимаете?
Умом я понимал это всё. А вот ощущениями — нет.
Ходить ночью у морга и высматривать дыры в заборе? Конечно! Вдруг получится ногу ампутированную или хотя бы пальцы урвать?
Подумать, что меня может кто-нибудь пырнуть или избить, а может, и вообще похитить? Ой, да кому я нужен?!! Да и я некромант! Я как силой бабахну! А подумать, что моего резерва может не хватить на двоих? А подумать о том, что я ни одного боевого заклинания на чистой силе не знаю? Думал. Думал! Но ничего. Страха — ноль. Уверенность в своих силах, как у самого Глеба Мрака.
А ведь в подростковом возрасте всё ещё хуже.
Ты ведь начинаешь разумом в это верить. Верить в то, что всё сможешь. Горы — по колено! Моря — солёные лужи!
Вообще я до сих пор уверен, что подростковый возраст для мага — самый опасный период жизни. За тобой сила, максимализм прёт из ушей, плечи расправлены, нос к небу.
Нет, я не был заносчивым и самодовольным ублюдком, как многие.
Но и полностью нормальным меня назвать было нельзя.
Может, поэтому я так стремился вперёд, торопился? А может, что-то чувствовал... Ощущал, что испытания скоро накроют мою бренную тушку.
А ещё...
Еще тогда я поверил в настоящую дружбу. Такую, какой не было в прошлой жизни. Ту, которая может быть до надгробной плиты.
Помню, это было в начале каникул.
Тепло было, до белых ночей было уже недалеко.
Мы возвращались с нашей медитации с болью в голове.
— Пойдёмте где-нибудь посидим? — предложила Катя.
Ребята шли по пустым улицам.
Это был тот чарующий момент летней погоды июня, когда ночь только начинает вступать в свои права. Солнце спряталось, но небо было ещё светлым, чистым, голубым, с полоской розовых облаков на горизонте. В городе зажглись фонари, освещая тёплым жёлтым светом сумерки.
— Тебя уже отпустило что ли? — хмыкнул Борис, поглаживая затылок.
— Нет, но домой что-то неохота, — вздохнула Екатерина. — Погода классная... Только ведь учеба закончилась...
— Выпускной класс, — вздохнул Гарри. — Пора бы уже что-то серьёзное делать.
Борис покосился на друга:
— Ты всё-таки решил взять своё с Нового года?
— Блин, я думала: ты уже забил на эти письма, — вздохнула Катя.
— Я? Да ни за что! — возмутился Гарри. — Просто записку подбросили.
— Да? И что там было? — тут же заинтересовалась Екатерина.
— «Не доводи до греха. Работать силой будешь в университете!» — процитировал начинающий некромант. — В общем, хрен мне, а не морг или больничка. И трупов не дали, и пальчиком пригрозили.
— Что-то не помню, чтобы тебя это останавливало, — хмыкнула девушка.
— Там подпись была, — недовольно буркнул Гарри.
— Кто? — спросил Боря.
— Георгий Святославович Романов, — недовольно буркнул Гарри.
Катя присвистнула, а Мусаев понимающе закивал головой.
— Вот... держусь. Скучаю, — вздохнул Гарри.
— Планы есть? Мы все лето ерундой страдать будем? — заметил Борис.
— Ну, почему страдать? Мы честным путем узнали, что у Кати, помимо жёлтого комплекта, есть красный. К сентябрю хотелось бы знать всю цветовую гамму её гардероба, — мечтательно произнёс подросток и тут же получил леща от Кати.
Борис благоразумно промолчал, но всё равно получил такого же леща.
— За что? — хмуро глянул он на Катю, шедшую между друзьями.
— Ты рожу свою видел, кобель похотливый? — с прищуром спросила та.
— Смирись, друг мой, — вздохнул Гарри, потирая затылок. — Ей нравится, когда мы на неё смотрим. Но удовольствие от нашего избиения её прельщает не меньше. Ай!
— Судьба жестока, сударь... Ай!
Ребята дошли до большого проспекта, по середине которого тянулась аллея с фонарями, прогулочной дорожкой посередине и деревьями по краям.
— Как красиво, — вздохнула Катя. — Пойдёмте прогуляемся? Там на пересечении с Купеческой была блинная.
— Думаешь, ещё работает? — спросил Боря.
— Круглосуточно, — кивнула Катя.
Ребята переглянулись и, пожав плечами, последовали за подругой.
— Кстати, я тут тоже решил поработать, — произнёс Боря, когда они поравнялись с Катей.
— Ты? — изумился Гарри. — Зачем? У вас, вроде, с деньгами нет проблем. Ладно я. Ну, Катя ещё... Хотя у тебя родители, вроде, даже универ потянуть могут.
— Могут. Мать заставила отца коттедж за городом выставить на продажу. Должно хватить... Не на Москву, конечно, но должно.
— Хочу практиковаться, — вздохнул Боря. — Читал тут по поводу практики.