Ты за моей спиной
Шрифт:
– Нужно пообедать, девочка, – негромко говорит Федор, а я вздыхаю. Не хочу выбираться из кровати, но пора пойти в душ, смыть с себя все липкие и вязкие субстанции.
Эта мысль заставила смутиться, потому что, если верить ощущениям, этой самой субстанции на мне целая куча. И во мне.
Охнув, понимаю, что первая моя близость с любимым вполне может иметь определенного рода последствия.
– Феденька..., – начинаю шептать я, абсолютно растерявшись.
У меня просто нет слов. Чувствую,
– Что такое, родная? – хмурится он, рывком поднимается, садясь в постели, подтягивает меня ближе к себе. – Болит? Отвезу тебя к врачу!
– Нет! – торопливо качаю головой, – Мы ведь... Ну... У нас... это самое...
Отвожу взгляд. Дико краснею. Вижу, как одеяло съезжает с бедер любимого, обнажает ту самую часть тела, которая несколько минут назад была во мне. Кровавые разводы четко заметны на коже.
– Да, я сорвался, – на выдохе произносит Федор, – прости меня, малышка. Вся ответственность на мне.
– Федя, вообще-то мы вместе этим занимались! – фырчу я, смущаясь.
– Но за последствия отвечу я, – возразил Белый. – Сам отвечу, а тебя с малым не отдам никому.
– Особенно моему отцу? Ты из-за него уехал? Папа тебя заставил? – предполагаю я.
– Забей, родная, – усмехается любимый, плавно поднимается с постели, утягивая меня за собой.
Вскидываю взгляд на него. Тону в той тьме, которая полыхает в его взоре. Как же тепло мне от его ласкового «родная», от его надежных рук и крепких объятий.
– Потом ты мне все расскажешь, – ставлю условие, а в животе урчит настолько громко, что я невольно прыскаю от смеха. – Прости!
– Заморил я тебя голодом, – вздыхает Белый и натягивает на меня ту самую футболку, в которой я спала. – Сперва в душ. Потом есть. Поставлю чайник.
Я не замечаю ничего вокруг, потому что губы Феди оказываются очень близко к моему виску, скользят ниже, опаляют горячим дыханием уголок рта.
Господи, так ведь можно совсем сойти с ума!
Испуганно вскрикиваю, когда понимаю, что в ноги упирается что-то мокрое и пушистое.
– Прелесть какая! – выдыхаю я, глядя на щенка, устроившегося между мной и Федором.
Мы стоим, обнявшись, посреди спальни. Белый – полностью нагой, одетый лишь в свои татуировки. И я – в его футболке, растрепанная и помятая.
– Как его звать? – продолжаю я, пытаясь не смотреть на Федю, который даже не собирается тянуться за одеждой.
Я краснею. Смущаюсь. Пытаюсь переключить внимание на милого щенка, лохматого, с глазками-пуговками на плющевой мордашке. Но все равно вижу пах мужчины, где все настолько мощно и напряженно, что теряю все разумные мысли.
– Ты сейчас о ком? О собаке? – слышу в голосе Белого смех. Понимаю, что прежде Федор Львович и улыбался-то крайне редко, а тут – смех.
– Ни стыда, ни совести у тебя нет, Федор Львович! – фырчу я, краснея. – Я первая в душ!
Подхватив пса на руки, приподнимаю его. Преданные глазки смотрят на меня с интересом. Я ведь с детства мечтаю о собаке, но как-то до сих пор не озвучиваю это желание родным. А здесь – самый настоящий пес! Прелесть такая!
– Так как его звать? – уточняю я, не оборачиваюсь к Феде, вряд ли он успел одеться, бесстыжий.
– Кличку сама придумай, – слышу голос любимого. – Но прежде живо в душ!
Послушно двигаюсь в сторону ванной комнаты. Все же оглядываюсь назад. Федя стоит, упирая руки в бедра, провожает меня взглядом. Улыбается.
Хорош, гад! Красив. Сложен идеально. Сейчас мне нравится даже шрам Белого. А ведь прежде он казался мне уродливым.
– Назову его... Палкан, – говорю я первое имя, пришедшее в голову.
– Как скажешь, родная, – отвечает Федя. А мне вновь невероятно тепло и хорошо от его ласкового обращения.
***
Федя пристально следит за тем, чтобы в тарелке у девочки ничего не осталось. Надия съедает все, запивает теплым чаем, хмурится, когда видит на тумбочке пару шприцов с медикаментами.
Пора делать укол.
Белому и самому не в кайф, что нужно вгонять иглу под кожу малышке. Но выхода нет. Самочувствие улучшается, однако до полного выздоровления еще далеко.
– Нужно весь курс вколоть, – извиняется Федя, – потерпишь несколько дней?
Надия кивает. Отдает ему пустую кружку, откидывается спиной на изголовье кровати.
Пока Белый готовит шприцы и ампулы, малышка, вздыхая, ложится на живот.
Федор присаживается на постель рядом.
Под чистой тканью футболки, в которую одевается девочка после душа, есть только тонкие трусики, а еще четко видны следы от прошлых уколов.
Федя перехватывает взгляд малышки.
– Где ты научился делать уколы? – говорит она.
– В детстве хотел стать ветврачом, – кривится Белый, – как батя. Вот я и понахватался от него всякого.
Федя чуть приподнимает ткань футболки. Бедра малышки все еще прикрыты одеялом. Тянет и его вниз.
Понимает, что девочка начинает немного нервничать. Потому Федя не торопится. Да и куда им сейчас спешить?
Ведет рукой вдоль изящной спины, через футболку изучает каждую косточку позвонка. Тормозит, когда ткань заканчивается, и начинается молочная кожа. Ведет и по ней, уже нежнее, потому что боится оцарапать малышку своими грубыми пальцами.
Вновь тормозит у кромки белья.
– А где твой отец сейчас? – очень тихо спрашивает девочка.