Тяжелая корона
Шрифт:
Уголки ее полных губ чуть приподнимаются.
— Этот грузовик выглядит старым, — говорит она.
— Он старый.
— Тебе не нравится привлекать внимание?
— Смотря для чего.
Она приподнимает бровь, ожидая, что я продолжу.
Я завожу двигатель, говоря:
— Например… я бы не возражал, чтобы каждый мужчина, которого я встречаю, пялился на девушку, идущую под руку со мной.
Ее улыбка чуть шире, показывая ямочку на правой стороне губ.
— Ты бы не ревновал? Большинство мужчин ненавидят,
— С такой великолепной девушкой, как ты, я вряд ли мог их винить.
Елена разглядывает меня, поджав губы.
— Ты очень свободен в комплиментах.
— Комплименты от природы бесплатны.
— Русский мужчина указал бы на мои недостатки, чтобы я была скромной.
— Я не уверен, как ему это удалось бы.
— Заставляешь меня смириться?
— Нет, — говорю я. — Не нахожу в тебе изъян.
Теперь Елена усмехается и качает головой.
— Я не доверяю твоей лести.
Я пожимаю плечами.
— Я просто честен. Это то, что мне понравилось в тебе, как только мы встретились. Ты сказала то, что думала. Никакого дерьма.
Тень падает на ее глаза, превращая их из фиолетовых в темно-синие.
— Если бы только это было правдой, — говорит она.
Я думаю, она говорит о своем отце, который оставляет нас по мере того, как мы едем, но недостаточно быстро.
— Я думаю, в этом доме ты не всегда можешь говорить то, что думаешь, — говорю я.
— Нет, если ты хочешь сохранить все свои пальцы, — говорит Елена.
Я бросаю на нее взгляд, задаваясь вопросом, шутит ли она. Он бы на самом деле не причинил ей вреда, не так ли? Она его единственная дочь…
— А как насчет твоего брата? — я спрашиваю.
Напряжение исчезает с ее лица, когда мы переключаемся на эту тему. Елена впервые улыбается по-настоящему, показывая прекрасные белые зубы между этими мягкими губами.
— Адриан — мой лучший друг, — просто говорит она. — Мы близнецы.
Я не знаю других близнецов. В моей голове возникает дюжина вопросов, большинство из которых глупые, и которые Елене, вероятно, задавали уже сотню раз.
Я довольствуюсь вопросом: — Отличается ли это от обычных братьев и сестер? Я знаю, все так думают, но я предполагаю, что на самом деле вы не можете читать мысли друг друга…
Елена тихо смеется.
— Ну, я не знаю наверняка, потому что у меня нет других братьев и сестер. Но да, я думаю, что это другое. Мы понимаем друг друга. Я знаю, о чем он думает или чувствует. Не потому, что я могу читать его мысли, только потому, что он мне так близок.
Я могу это понять. Я чертовски хорошо знаю Данте, Неро и Аиду. Но моя связь разделена между четырьмя. Елена сосредоточена на одном человеке.
— А как насчет твоей матери? — я спрашиваю.
— Она мертва, — говорит Елена тоном, запрещающим дальнейшие расспросы.
— У меня тоже.
— Она умерла? — она поворачивается ко мне
— Да. Когда мне было восемь. Она была пианисткой. Ты играешь на пианино, не так ли?
Я вспоминаю биографию Елены с аукциона свиданий.
— Да, — тихо говорит Елена, переплетая руки на коленях. У нее длинные, тонкие пальцы красивой формы. Меня не удивляет, что она музыкант. — Я уверена, что я не так хороша, как была твоя мать. Я никогда не играла профессионально.
— Ты хотела бы?
Она поджимает губы, все еще глядя на свои руки.
— Может быть, — говорит она.
— Я бы хотел послушать, как ты играешь.
Она сжимает руки в кулаки и качает головой.
— Я давно не практиковалась, — говорит она.
Я везу нас на Гранд-авеню, где уличная ярмарка в самом разгаре. Это летний фестиваль еды, который проводится каждый год в первую неделю июня. Задолго до того, как мы прибываем, мы чувствуем дразнящие ароматы шипящего мяса и свежеиспеченной выпечки, а также слышим какофонию музыки, смеха и скороговорки уличных артистов.
Елена оживляется при виде всего этого колорита и суеты.
— Сегодня праздник? — спрашивает она.
— Нет, — говорю я. — Летом здесь проходят всевозможные уличные ярмарки. Этот мой любимый.
Мне приходится парковать машину в нескольких кварталах, поскольку улица перегорожена. Елена, похоже, не возражает против прогулки, она спешит вперед, стремясь погрузиться в толпу людей.
Уличные музыканты выступают по обе стороны улицы: фокусы, акробатика, глотание шпаги и фарсовые комедийные шоу. Елена, кажется, особенно заинтригована двумя девушками, которые изгибаются и балансируют в замысловатых позах, уложенные друг на друга.
— Они сильные, — одобрительно говорит она.
— Ты думаешь, что смогла бы это сделать? — я спрашиваю ее.
Она размышляет.
— Не без большой практики.
— Ты голодна? — я спрашиваю ее.
— Да, — она кивает.
Если она не была раньше, то станет, как только почувствует соблазнительный аромат грузовиков с едой, выстроившихся почти в миле вниз по Гранд-авеню. Я пытаюсь объяснить различные предложения, которые она раньше не видела, включая пироги в форме воронки, тако навахо, роллы с лобстерами, уличную кукурузу, сэндвичи с тушеной свининой, винные слякоти и пироги с вупи.
В конце концов, я покупаю дюжину разных вещей, чтобы мы могли попробовать, хотя Елена морщит нос при виде некоторых из них.
— Давай, — поддразниваю я ее. — Я знаю, что в России ты ела вещи и пострашнее этого.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она. — Наша еда совершенно нормальная. Не все жареные и нанизанные на палочку!
— Если ты можешь есть рыбную икру и селедку, тебе, черт возьми, намного больше понравится чизкейк во фритюре, — говорю я ей.
— Я не люблю селедку, — признается Елена.