Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)

Уэлш Ирвин

Но тем вечером Пен сидела рядом со мной в “лендкрузере”, немного усталая после выступления, может, чуть опьяневшая от шести «Пабстов» и четырех бокалов виски с колой. (Я теперь вечно выпивку считаю, ничего не могу с собой поделать.) Пен сказала:

– Знаешь, если бы я раньше так с парнем домой возвращалась, меня бы это жуть как напрягало. А теперь это именно то, что мне нужно, и не напрягает.

Мы легли в постель и уснули, обнявшись. Любовью можно заняться и утром.

На следующий день Пен ушла в книжный, а я засел за «Шумиху» и прикинулся, что весь из себя настоящий писатель. Составил список недочетов первой редакции. Главная проблема, к которой в итоге сводились и все остальные, была

связана с Джулией, моим твердолобым техасским матриархом. Определенно Марта Кроссли, мой агент, права. Персонажу меня вышел хреновый. Беда в том, что я понятия не имел, что эта Джулия собой представляет. Поначалу я выстраивал ее характер на основе характера собственной матери, потом – как вариацию на тему Джилл, а под конец даже подумал, что прототипом могла бы послужить Марта. Каждый раз, когда я касался клавиш ноутбука, меня не оставляло ощущение, что дела не клеятся. Я корпел над сценарием, пока голова не начала раскалываться, потом включил DVD и в сотый раз посмотрел «Гнилую бухту».

Время уже обеденное, а я так ничего и не сделал. Я набрал Пен, хотел предложить пообедать вместе, но ее мобильник, как обычно, был выключен, так что я пошел прямо к ней в магазинчик. Мы обедали во второсортной забегаловке в торговом центре, где ребята с микроскопическими зарплатами источали яд в адрес своих коллег и случайных домохозяек. Мне нравилось смотреть, как Пен движется, как копна волос силится высвободиться из-под бархатной резинки, а на запястьях, на пальцах и в ушах колышутся подвески, браслеты, кольца. Мне было необходимо с кем-то поговорить, а лучшей кандидатуры, чем Пен, не сыскать.

– Милый, ты слишком строг к себе; закончи сначала книгу про Хэллидея, а уж потом займись «Шумихой», – увещевала меня она, пока мы поглощали дерьмовые сандвичи. – Конечно, ты не можешь сосредоточиться. Последуй совету, который сам мне вечно даешь: заниматься надо чем-то одним. Ну что?

– Наверное, ты права, – улыбнулся я. – По крайней мере если напишу сегодня еще одну главу, день не пропадет зря. А может, мне достанется заказ на ролик этой крутой тачки. – Я рассмеялся. – Тогда бабки появятся, да и работать придется по расписанию. Да уж, достанется мне этот ролик, как же, после дождичка в четверг.

Пен подмигнула и прищелкнула языком:

– Ты получишь этот заказ. У меня предчувствие.

– Про клип «Королевских рептилий» у тебя тоже было предчувствие, а заказ я так и не получил.

– Но ведь был на втором месте, – усмехнулась она. – С каждым разом ты все ближе к цели.

– Только вот победителем никогда не стану. Я каждый раз попадаю в список претендентов; как чертова подружка невесты, которая наездилась по чужим свадьбам, а сама все в девках.

Пен встала и отряхнула джинсы от крошек:

– Придется мне покинуть мою любимую подружку невесты и вернуться к работе.

Она наклонилась, поцеловала меня, собралась уходить, но вдруг оттянула мой воротник и высыпала мне за шиворот остатки льда из стакана.

– Какого хрена!.. – заорал я и рассмеялся, чувствуя, как ледяная вода стекает по спине на задницу.

– Ты же знаешь, я та еще сучка! – Пен улыбнулась, послала мне воздушный поцелуй и процокала каблуками по отполированному гранитному полу. – Но я тебя люблю.

Я поднялся и вышел на парковку. К тому моменту как я забрался в «лендкрузер», палящий жар уже осушил спину и задницу. Я вернулся домой и занялся, как мне показалось, единственной писаниной, на которую был способен: простой расшифровкой интервью с Иоландой для книги про Глена.

На другой день я снова приехал на ранчо Хэллидея, или, лучше сказать, на ранчо Марстона. Выходило, что старина Глен был там случайным гостем, так, отсыпался с похмелья: отдыхал между съемками и клянчил деньги. Его жизнь с Иоландой теперь представлялась мне похожей на конец наших с Джилл отношений; хлопающие двери и долгое молчание, прерываемое шумными пьяными ссорами с неизменным горестным рефреном: «Где мы сделали ошибку?»

Иоланда встретила меня кувшином домашнего сидра. Приятно было после уличной топки шагнуть в прохладные комнаты. Хозяйка, похоже, нетвердо стоит на ногах. Глаза у нее покраснели, а купальник сменился красным топом и белыми брюками. Хотя в доме вовсе не жарко, на лице у Иоланды выступили бисеринки пота, и дышала она как раскормленная псина после пробежки.

– А вот Спарки, – пояснила она, указывая на чучело кота на подоконнике.

Этого зверя я раньше не замечал. К старушке Эсмеральде я уже как-то попривык, но новый котик выглядел, черт бы его побрал, облезлым и довольно страшным.

– Я его принесла с тобой познакомиться.

– Очень мило, – отозвался я, разглядывая напружинившегося кота. Он был таким же окоченевшим, как и Эсмеральда, но далеко не столь милым. Потом я заприметил чучело небольшой собачки, наверное, терьера, стоявшее на страже у дверей гостиной.

– А это Пол, – подсказала Иоланда. – В честь Пола Маккартни из «Битлз».

Пол казался настоящим задирой. Глядя на блеск его стеклянных глаз и оскаленные клыки, я порадовался, что чучельник успел набить его маленькую задницу.

– Работа Хэмфри?

– Нет, этих я сама сделала, – отозвалась хозяйка, обходя вокруг бара, в котором смешивала себе джин с тоником. – Образования я, конечно, в данной области никакого не получила, но это для таксидермистов обычное дело. Я помогала Хэмфри и многому научилась. И когда вышла замуж за Денниса, формы не теряла, – одышливо продолжала Иоланда, опустившись в кресло и приглашая меня сесть напротив. Я сел и положил диктофон на столик подле нее. – Он был страстный охотник, член Национальной стрелковой ассоциации, вот и приходилось мне его трофеи набивать. Я много чучел для него сделала, но когда он от меня свалил, всех повыкидывала. – Иоланда плотно сжала губы. – Не нравилось мне, что диких животных убивают ради забавы. Я предпочитала работать с теми, кого я любила, это как бы дань памяти им.

Она объяснила, что обе кошки и собачонка когда-то были ее домашними любимцами. Как и два неразлучника в бамбуковой клетке над входом на кухню.

– Понимаешь, не могла я с ними расстаться. Я ведь их так любила. – Кажется, воспоминания расстроили Иоланду. – Мне немного неловко тебе их показывать. Верно, думаешь, что я ненормальная, а, Рэймонд Уилсон Батлер?

Странно, но меня это ничуть не волновало:

– Вовсе нет. Я прекрасно вас понимаю. Кто-то хоронит своих любимцев, кто-то кремирует. А вы сохранили их останки как память.

Похоже, Иоланда меня не слышала:

– Рэймонд, я ведь с ними все еще разговариваю, – настойчиво продолжала она. – И могу поклясться, иногда они тоже со мной говорят. Очень странно звучит?

– Да нет же, мадам, – заверил я ее. – Все мы так или иначе ищем успокоения.

Я улыбнулся, подался вперед и легонько накрыл ладонью ее мягкую белую руку. Видно было, что Иоланда хватила лишку, бутылка с джином на барной полке была уже давно початой.

Наверное, многие сочли бы странным ее откровения, но Иоланда просто чувствовала себя одинокой. Я так понимаю, у нее были деньги и все необходимые навыки, вот она и нашла себе хобби – занятие, которое делила с горячо любимым Хэмфри, которое, наверное, давало ей возможность хоть немного оживить воспоминания. Иоланда производила впечатление очередной эксцентричной особы, которая порхала в сумерках и изо всех сил пыталась сделать что-то, что поможет ей обрести спокойствие. В этом штате их хватает – тех, чей мозг расплавился от жары и осыпается пылью пустыни.