Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work)
Шрифт:
– Неужели опять спина болит, мистер Кинг?
Во взгляде Дженни читается нетерпение, которое сильные города сего всегда выказывают в общении с низшим сословием.
– Послушай, э-э…
– Джейсон.
– Послушай, у тебя к нам еще какие-нибудь дела есть? – говорит она, а теперь еще и Лара смотрит на меня выжидательно.
– Да нет, я уже пошел. Хотел просто зайти поздравить.
– Спасибо Джейсон, – говорит Лара, потом смотрит на Дженни и продолжает: – Надеемся, ты справишься с этой дисциплинарной проблемкой. – И они обе хихикают.
Разворот на каблуках, я топаю по дороге, весь разгоряченный
– Да, у меня есть к вам еще кое-какие дела, пойдемте-ка все на сеновал, и там их обсудим, мать вашу.
По дороге в город немного успокаиваюсь. У обочины вороны расклевывают дохлого кролика, сбитого машиной. Собираю побольше соплей во рту и харкаю точнехонько на башку одной из ворон. Говорят (во всяком случае, Сосед Уотсон говорит), остальные в стае должны наброситься на такую ворону и порвать в клочья. Но у этих тварей сейчас полно халявной жратвы, мелочи их не интересуют, поэтому данная научная гипотеза остается непроверенной. Да какая, на хрен, разница? Я показал, что такое скорость, маневр, огонь! Время петь гимн по-бедителя!
Жил-был в Файфе бочар молодой, Тирьям-пам-пам, тирьям-пам-пам, Да вот женился на шлюхе одной…
Смотрю вдруг, ко мне подкатывает здоровенная тачка, подкатывает и притормаживает. Останавливается на обочине, и вылезает из машины слоняра Кахилл.
– Кто это у нас тут? – говорит.
Хотел я было успокоить папашку, сказать, что не за его дочкой охочусь, а за ее подружкой, и что вообще, строго говоря, Лара – моя бывшая девушка, но подумал: вряд ли он станет разбираться в таких мелочах.
– Тебя вроде Джейсоном звать?
– Ага.
Одобрительно кивает, оглядывает меня с ног до головы.
– Ты ведь жокеем хотел стать, да?
– Давно это было, сосед.
– Ну а сейчас чем занимаешься?
– Да не то чтобы чем-то особенным.
Опять кивает, задумчиво так, и смотрит мне прямо в глаза.
– Ты как, если я тебе работу предложу? Работа в конюшне: убрать навоз, задать корма и все такое. Никаких налогов. Я звоню, ты делаешь, наличные в карман. – И подмигивает.
Я – то думал все, конец мне, а тут просто рай для извращенцев! Еще и на работу взяли, ни хера себе.
– Заметано, – говорю.
– Давай номер мобильника.
Тут он меня посадил в лужу.
– Э-э… Мобилка у меня того… Только городской.
Вижу по взгляду, уже жалеет, что со мной связался. Перед ним – грязный пьянчуга и наркоман.
– Ладно, давай городской, – отвечает он сердито. Чувствую, затрахаешься на такого работать. Но если он будет заниматься своими перевозками, а я – конюшней, то, думаю, мы сработаемся. – С собаками ладишь?
– Собак обожаю, – говорю. Правда, с тех пор, как похоронил Джейкоба, немецкую овчарку-полукровку, которая подавилась куском, когда мне было семь, собак я не заводил. То была такая травма, такая утрата! Мать, помнится, сказала, что полукровки мрут чаще, и надо было заводить собаку с родословной, на что отец обозвал ее нацистской блядью. Они тогда друг друга чуть не поубивали.
Старик говорил, что она залетела от него, только потому и вышла замуж. Ее бросил грек-официант, сбежал, когда семейный ресторанчик в Керколди обанкротился, разбил старой кляче сердце. Для семидесятых грек был рискованным шагом, тогда и китаезы-то были в диковинку. Поначалу мамаша впала в депрессию, но ее спас хороший аппетит; нагуляла жирка и успокоилась. Мой старикан вдул ей, обрюхатил суку; вот я и родился. Так что жаловаться мне особо не на что, но будь я проклят, если мы все не думаем об одном и том же: твои предки занимались этим совсем не для того, чтобы ты появился на свет. Говорят, мы перед ними в неоплатном долгу за дар жизни. Чушь собачья. Все мы верим, что есть на небесах души, и каждая душа рано или поздно получает себе какого-нибудь хмыря, так при чем здесь предки?
Недолго думая, жму Тому Кахиллу руку, и вот я уже практически трудоустроенный парень. Хотя, должен признаться, никогда не был в восторге от работы в конюшне. Да, я хотел стать жокеем, но не настолько любил всех этих коняг, чтоб за ними чистить. И кстати, мне за это пришлось поплатиться. По совести говоря, боялся я до усрачки, когда эти твари неслись во весь опор. Вот и на долбаном «Бонневилле», или как его там, мотоцикле Крейви, страшно мне.
Темнота опустилась внезапно, но предсказуемо, как слетает одежда со шлюхи. Вот я и дома, надо бы отпраздновать трудоустройство. Сварганил себе бутерброд с жареным яйцом, взялся за газету. Ну о чем пишут, просто зло берет! Местная газетенка рассказывает, что «Данфермлин Атлетик» продали три с половиной тысячи сезонных билетов. «Атлетик»-пиздетик. Ни хера я больше билет на них не куплю. И пусть печатают такую муру в местных газетах. Зачем козлам своя пресса?
Старик дома. Он бываетлибо здесь, либо в библиотеке. Ну, и в «Готе», конечно. Но только перед самым отбоем – у него пол-лица сгорело в восемьдесят девятом. Все, говорит, из-за дешевой синтетики, которую он носит. Хотя старуха сказала, не фига бычки не тушить. Больше ее уже на его табло не тянуло, а тут говнюк Арни помахал штанишками у нее перед носом и уволок маманю в Данфермлинскую царскую жизнь.
Глянул на меня старикан, уселся со своей газетой и давай новости читать да головой качать. Оседлал любимого коня: гонит пургу о семидесятых, да о предательстве рабочего класса.
– …сейчас разве кто сделает возврат налога? А раньше бумажечки всегда вовремя приходили. Эх, семидесятые!.. Вот было время, а потом подвалила эта английская паскуда и все испортила. Все теперь для богатых, всю страну буржуям продали. Нет настоящих лейбористов, никто не защитит простого трудягу. Сейчас там одни проститутки сидят. Тратят целое состояние на привилегированное образование, а что в итоге? Искали, искали, никого лучше найти не могли. Теперь этот итонский придурок от тори будет всем заправлять. Наплодили клонов!
– А как же прогресс, отец? Система управления семидесятых была вообще никакая, да что там, опасная, как сковорода с маслом. С ней прекрасно расправились микроволновка, фритюрница и круглосуточные забегаловки фастфуда.
– Нуда, прогресс прогрессом, – отвечает он, раздирая упаковку лапши быстрого приготовления, – но Скарджилл все равно виноват. Надо было собрать народ на этот долбаный парламент, разобрать его по кирпичику и забросать камнями всех этих умников из частных школ.
– Элита всегда возрождается, отец, не забывай. Сегодняшний революционный авангард – это завтрашний правящий класс.