Тяжкие преступления

Гоуф Лоуренс

— Много слышал, — ответил Уиллоус.

«Кессиди» — пивной ресторан, где выступали ансамбли и исполнялся стриптиз.

— Но не был?

— Давно.

— Я только что увидел объявление в газете. Там сейчас идет неделя благотворительных представлений. Наверное, есть на что посмотреть.

— Когда ты там будешь, Бобби?

— М-м, дай подумать, — протянул Бобби. — Сколько сейчас времени?

— Без четверти двенадцать.

— Через пару часов. Около двух.

Уиллоус не ответил, чтобы немножко поднапрячь Бобби.

—

Мне надо еще успеть принять ванну, отрыть пару чистых носков, может быть, погладить рубашку…

— В два часа, Бобби. Может, запишешь, чтобы не забыть?

— Ага, конечно. У тебя есть ручка? — хохотнул Бобби.

Уиллоус положил трубку. У Бобби постоянно не было денег.

Так что если к двум часам он еще будет в состоянии держаться на ногах, обязательно придет. Уиллоус открыл блокнот и записал дату, время и место встречи, не записывая фамилии Бобби.

Паркер разговаривала с Ферли Спирсом. Она рассмеялась в ответ на какие-то его слова и вернулась к столу Уиллоуса с двумя чашками кофе в руках.

Уиллоус взял чашку.

— Спасибо. У Ферли хорошее настроение, да?

— Он мне рассказал тот анекдот про шлюху и фермера-птичника, — ответила Паркер. Анекдот ходил по департаменту уже несколько недель, но Спирс долго болел и услышал его только утром.

— А чего же ты так смеялась? Когда его рассказывали в первый раз, он тебе не показался смешным.

— Если бы я не рассмеялась, он рассказал бы мне его еще раз, только помедленнее, — ответила Паркер, сделав глоток кофе. — Ты сегодня встречаешься с Бобби?

Уиллоус кивнул.

— Когда?

— В два часа. В пивном ресторане «Кессиди». Слышала о таком месте?

— У них сейчас неделя благотворительных представлений. К концу рабочего дня там бывает много полицейских… — Паркер едва не прибавила — «даже семейных», но вовремя прикусила язычок.

— Ты связалась с отделом по азиатским делам?

— Делаю все возможное. Но они еще далеки от каких-либо выводов.

— Ты собираешься еще поговорить с миссис Ли?

— Да, примерно через час. Пообедать не хочешь?

— Спасибо, но я сегодня обедаю с моим осведомителем.

Паркер помолчала, потом кивнула и сказала:

— Ладно, поговорим после.

Перед встречей с Бобби Уиллоус переоделся в потертые джинсы «Левайс», черную кожаную куртку и такого же цвета кроссовки «Рибок». Он взял из гаража департамента машину без надписи «полиция» и поехал через весь город в «Кессиди». За рестораном была платная стоянка с автоматической кассой. Уиллоус бросил четыре двадцатипятицентовые монетки в щель, пристроил талон на панель под лобовым стеклом, закрыл машину и пошел к ресторану. Проходя мимо задней двери, он услышал громкую барабанную дробь.

Он поднялся по бетонным ступенькам на маленькое крылечко и распахнул дверь. Его чуть было не сшибло звуковой волной — такой там стоял невообразимый шум и грохот. Дверь за ним захлопнулась. Зал в форме подковы со сценой посередине для стриптизерш был полон испарений застоявшегося пива и свежего пота. Блестели зеркальные шары, продолговатые разноцветные лампочки. Обнаженная женщина с выкрашенными в красно-зелено-синюю полоску волосами на лобке рассеянно бродила по сцене. Какой-то пьяный в джинсах и футболке, махнув рукой со стаканом пива в сторону Уиллоуса, спросил:

— Ты — такси?

Уиллоус не ответил. Бобби Чоу не было видно.

Пьяный вскочил на ноги.

— Эй, ты, я с тобой разговариваю! Ты — таксист или нет?

— Такси уже едет, — ответил Уиллоус. Слева было что-то наподобие амфитеатра: ряды длинных узких столов и стульев, повернутых к сцене. Уиллоус пошел направо, где были кабинки вроде отдельных кабинетов.

Стриптизерша томно разлеглась на белом ворсистом ковре в форме медвежьей шкуры. Кто-то бросил ей горсть монет, блеснувших на лету серебром.

Бобби Чоу сидел в самой дальней и самой тихой кабинке. На нем был только что отглаженный темно-синий в тонкую полосочку костюм. Рубашка, похоже, совершенно новая, а галстук — не из чего-нибудь, а из ярко-красного шелка. Уиллоус поднял стакан Бобби и понюхал — чистое виски.

— Отличное местечко, Бобби.

Бобби протянутой рукой остановил проходящего мимо официанта. Выпив залпом стакан, он с размаху поставил его на поднос.

— То же самое, только двойной. А еще чизбургер, жареную картошку и дополнительный пакетик кетчупа. Что ты будешь, Джек?

— Пиво.

— Пить при исполнении служебных обязанностей не положено, Джек, — усмехнулся Бобби.

— А я при исполнении?

Улыбка исчезла с лица Бобби.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты пришел о деле разговаривать или поесть на халяву?

— Не надо, Джек. Я думал, мы друзья, — сказал Бобби, откинувшись на спинку стула и закрыв глаза. — Дела в последнее время идут не лучшим образом, это правда.

Уиллоус пробежал пальцами по черной поверхности тускло блестящего стола. Бобби он знал давно, еще до его проступка. Выглядел он отлично: немножко похудел, но глаза смотрели ясно, он был чисто выбрит, и стрижка, если Уиллоус правильно мог оценить, была сделана в хорошей парикмахерской, долларов за пятьдесят. Тогда, после всех пережитых им неприятностей, Бобби перестал носить в ухе бриллиант. Сегодня он снова сиял там.

— Неплохо выглядишь, Бобби. Для человека, который жалуется на жизнь.

— Все потихоньку налаживается. Я опять работаю.

Официант поставил на стол виски для Бобби и пиво для Уиллоуса. Бобби опрокинул стакан и криво улыбнулся Уиллоусу.

Уиллоус ждал. Одна из особенностей Бобби состояла в том, что для разговора ему не требовался собеседник. Его длинный язык уже стоил ему шестизначной суммы дохода и членства в коллегии адвокатов. Уиллоус сомневался, что Бобби мог и способен был измениться.