Тяжкий груз

Кунцев Юрий

— Я не знаю, — признался Эмиль, страшась прикоснуться к пострадавшему. — Сквозь скафандр очень сложно прощупать пульс.

По эфиру прополз тягучий звук, который еще сильнее заколотил сердце Эмиля в пятки. Звук напоминал жалобные завывания призрака из какого-то старого фильма ужасов. Эмиль не верил в призраков, но еще не отпустивший его тело шок подсказывал, что этот звук исходит от Радэка. Эмиль отказался от этой идеи, когда бросил еще один полный испуга взгляд на поврежденный скафандр и не заметил в нем признаков движения. В тот момент мысли пронеслись по его гудящей голове товарным составом, заставляя ее гудеть еще сильнее. Три человеческих смерти за полувековую карьеру — это много. Когда две из них укладываются

в недельный промежуток — это уже слишком. Когда одна из этих смертей касается лучшего друга — это уже хороший повод задуматься о том, чтобы уйти со службы и, возможно, в запой. Эмиль, как и многие космонавты, был убежденным трезвенником, и раньше мысли о запое его не посещали. Позже он будет ругать себя за то, что позволил себе эту минуту слабости, а пока он был занят более важными делами — беспомощно парить рядом с телом Радэка и не знать, что делать.

Определить, жив человек в скафандре или мертв, мог лишь дежурный в радиорубке, считав сигналы с биометрических датчиков в скафандре. Дежурной была Вильма, и она упорно подавала те же признаки жизни, сколько и Радэк. Казалось, что половина всей вселенной решила разом замолчать и оставить Эмиля наедине с останками своего товарища. Он хотел попросить Илью сбегать в радиорубку и узнать, что происходит, но сверхъестественное завывание повторилось, и со второй попытки Эмиль понял, что это было. В эфире звучали болезненные стоны человека, с которым он уже начал прощаться.

— Радэк!

— Да-да… — вяло ответил голос Радэка и издал слабый кашель.

— Радэк, дружище! — обрадовался Эмиль и начал задыхаться от легкого приступа истеричного смеха. — Я думал… ты уже… того!

— Еще нет.

— Вы можете доложить о состоянии? — адресовал Илья вопрос сразу им обоим.

— Голова как будильник, — пожаловался Радэк сквозь хрипы. — Но кости вроде целы. Эмиль, как я выгляжу?

— Сейчас, подожди, — рефлекторно потянулся он к своему лицу и наткнулся руками на преграду. — Мне плохо видно сквозь слезы.

— Ты что, плачешь?

— Это слезы радости.

— Я только что взорвался, а у тебя слезы радости? — переспросил он шутливо-оскорбленной интонацией, и Эмилю от этого стало еще радостнее.

— Да! — воскликнул он, всеми силами пытаясь проморгаться. — Я думал, что ты умер, а ты жив и… Радэк, пообещай мне, что больше никогда не будешь взрываться!

— Хорошо, обещаю, — проворчал Радэк, — но только ради тебя, Эмиль.

— Состояние, — нетерпеливо напомнил Илья.

Эмиль подплыл к Радэку и схватил его за гермошлем — единственную часть, в прочности которой он был уверен. Он старался не светить фонарем Радэку в лицо, но пара лучей все же проникла внутрь, и на внутренней поверхности щитка проявилось темное пятно. Он не смог различить, какого цвета было это пятно, но догадаться было не сложно, как не сложно было догадаться и о происхождении этого пятна. При резких перегрузках сила инерции хватает космонавта за голову и старается как можно сильнее ударить его лбом о смотровой щиток, а при последующем столкновении спины с препятствием перегрузки дергают ниточки в обратную сторону, и та же самая сила инерции стремится сломать космонавту шею. От удара лбом обычно спасал шлемофон, но шлемофон Радэка в самый неудачный момент немного сполз назад, обнажив лобные кости. Шею же Радэка спас силиконовый подголовник внутри гермошлема, и на памяти Эмиля это был первый раз, когда этот подголовник вообще пригодился по своему прямому назначению. Ирония была в том, что в экстренных ситуациях скафандр сильнее всего угрожал травмировать именно то, что находилось выше плеч. То, что находилось ниже, скафандр надежно защитил от взрывной волны. Его жесткая конструкция представляла из себя металлическую решетку и несколько герметичных слоев синтетических полимеров, которые должны были с трехкратным запасом прочности выдерживать внутреннее давление скафандра

в один бар. Без предварительного умысла особенности этой конструкции позволяли скафандру с гораздо большим успехом выдерживать внешнее давление, не схлопываясь при этом всмятку. Никто не рассчитывал скафандры ВКД на взры

воустойчивость, и все же этот удачный набор мер безопасности спас Радэку жизнь.

— Я бы сказал, процентов на тридцать обгорел защитный слой скафандра, — начал Эмиль комментировать свой техосмотр. — На плечах, груди, животе и бедрах. Решетка жесткости в некоторых местах обнажена, и, по-моему, повреждения распространились вплоть до внутреннего слоя.

— Внутренний слой цел?

— Цел, — ответил Радэк. — Иначе бы я уже задохнулся.

— Из области живота вытекает жидкость.

— Красная или бесцветная?

— Бесцветная, — Эмиль отмахнулся от шарика жидкого хрусталя, отгоняя его от своего гермошлема, словно назойливую муху. — Охлаждение пробито.

— Радэк, вы можете пошевелить руками и ногами?

— Я не знаю.

— Так выясните.

— Даже выяснять не буду, — уперся Радэк, наотрез отказываясь двигаться. — Не сочтите меня трусом, но мой скафандр только что пережил страшную нагрузку, и за его надежность теперь никто не может поручиться. Я в нем даже дышать сейчас боюсь, не то что двигаться. По субъективным ощущениям срочной медицинской помощи мне не требуется. У меня все болит, но это лишь синяки. Дышу свободно, без острых болей. Аппарат жизнеобеспечения все еще работает.

— Эмиль, все же проверьте герметичность.

— Проверяю, — расстегнул он ранец Радэка и нашел взглядом манометр. — Один бар, и стрелка не двигается.

— Хорошо, — заключил Илья. — Я к вам выдвигаюсь. Ждите.

Эмиль не хотел безучастно ждать. Он хотел сделать для пострадавшего хоть что-то, но в памяти не всплывало ничего о первой помощи при взрывах в упор. Большинство проблем со скафандрами в космосе обычно связаны с пробоинами, которые необходимо быстро закрыть заплаткой. Но что делать, если в скафандре нет пробоин, а под рукой нет ремкомплекта? Эмилю пришла в голову лишь одна хорошая мысль, и он потянулся обратно к ранцу жизнеобеспечения Радэка.

— Радэк, я тебе сейчас немного перекрою кислород, но ты, пожалуйста, не обижайся.

— Я не хочу, чтобы ты мне перекрывал кислород, — возразил Радэк. — Ты что задумал?

— Хочу сбросить внутреннее давление твоего скафандра, — зацепился Эмиль пальцами за газовый редуктор и начал короткими рывками поворачивать вентиль, не сводя глаз с манометра. — Надо снизить нагрузку на ослабленные области.

— Здравая мысль, — одобрил Радэк. — Слишком много не сбрасывай. Мне еще дышать чем-то надо.

— Сброшу до половины бара. Ты все равно не собираешься двигаться, так что потерпишь.

— Мне тут очень жарко.

— Хочешь укольчик жаропонижающего?

— Мне сейчас не до шуток.

— Потерпи, Радэк, — вмешалась в их разговор Ирма, — мы с Ильей уже идем к вам.

— Ирма, ты-то здесь зачем?

— Не такими словами надо встречать скорую помощь. Я иду помогать. Мне сказали, что у вас произошел взрыв, а значит лишние руки лишними не будут.

— А вы не могли бы поторопиться? — заторопил их Эмиль. — Пять минут назад я думал, что Илья уже на полпути к нам, а теперь оказывается, что вы только что вышли.

— Пришлось потратить время на сборы…

— …торопились как могли…

— …не судите Ирму…

— …когда человек взорвался…

— …она просто хочет сделать все правильно….

— …это уже не шутки.

— Что у вас там происходит? — прокричали голосом Ленара сразу четыре шлемофона, и Эмилю показалось, что Радэк немного шевельнулся.

— Ленар, ты где пропадал? Тут у нас Радэк взорвался.

— Что с Радэком?

— Мой скафандр поврежден, — ответил Радэк без интереса к беседе, — но еще герметичен, а я жив и здоров.