Тяжкий груз
Шрифт:
— Тогда еще раз спрашиваю: ты меня в чем-то подозреваешь?
— Я приглядывал не за тобой, а за Ильей. Не моя вина, что он при каждой удобной возможности крутится где-то рядом с тобой.
Прямолинейность для него была гораздо более характерна, чем склонность угощать коллег кофе, и послужила сигналом к началу более открытого разговора. Ответ ей не понравился чуть меньше, чем она ожидала.
— Так, Радэк, это уже переходит всякие границы разумного, — Вильма поднялась из-за стола в намерении немедленно исполнить задуманное, — Я должна сообщить об этом Ленару.
Она правильно выразилась. Не смотря на то, что она была в корне не согласна с Радэком, и все внутри нее кричало, что он подлец, она не хотела на него жаловаться. Но должна была. Ее дальнейшее положение в экипаже
— Не стоит, — эти слова остановили Вильму через полшага по направлению к двери, и в груди что-то екнуло еще до того, как прозвучал смертный приговор. — Ленар в курсе.
— В курсе чего? — уточнила она с замиранием сердца. — В курсе того, как ты «приглядываешь» за Ильей, или…
— Первое, — не позволил он ей закончить предложение, и ответ все равно ей не понравился.
— Это он приказал тебе следить за ним?
— Послушай, я никому в няньки не нанимался, — резко вскочил он со стула. — Никто на этом судне не имеет полномочий приказывать мне следить за тем, что делает тот или иной человек. Это, мягко говоря, выходит очень далеко за пределы моей зоны ответственности, и, разумеется, за это мне никто не заплатит. Однако, если действующий капитан любезно предлагает мне раз в полчаса справляться о состоянии наших неблагонадежных гостей, по вине которых уже произошел один несчастный случай, я, конечно, возражу… но не сильно.
— Ясно, — кисло кивнула Вильма и перешла к следующему вопросу, который ей не хотелось задавать. — И Ленар «любезно предложил» это эксклюзивно тебе или кому-то еще?
— Что ты хочешь узнать? Доверяет ли он тебе? Возьми и спроси у него сама.
— Спрошу, но сейчас я спрашиваю тебя.
— Вильма… — вздохнул он и сделал глоток из оставленной без внимания кружки, — не задавай вопросов, на которые уже знаешь ответ. Ты заинтересованное лицо.
— Да… — укусила она себя за нижнюю губу, — я заинтересованное лицо. Но это еще не делает из меня шпиона или диверсанта.
— Никто и не говорил о шпионаже или диверсиях. Но у нас тут уже был прецедент, когда один пройдоха рылся в той части холодильника, где не следовало.
— И что? — возмущенно всплеснула она руками. — Думаешь, что я вдруг вступлю с Ильей в какой-нибудь преступный сговор и пущу его, куда не следует?
Радэк ничего не ответил. Задрав нос и сложив руки на груди он обратил свое лицо в маску молчаливого скепсиса, а его осуждающий взгляд был способен резать астероиды не хуже промышленных лазеров. От этого взгляда ее лицо охватило пламенем. Теперь Вильма поняла, что чувствует собака, когда хозяин указывает ей свернутой газетой на лужицу в углу.
Каждый капитан должен обладать непоколебимым морально-этическим обликом. Вильма еще не встречала таких капитанов, и постепенно начала приходить к выводу, что из нее самой выйдет капитан не лучше. Будь она немного в другом настроении, она бы посмеялась над ситуацией, в которой человек, стоящий ниже нее в командной цепочке, строго, но обходительно отчитывает ее за непрофессиональное поведение. Радэк смотрел на нее сверху вниз, и Вильма из последних сил старалась не сломаться под тяжестью его укоризненного взора. Она видела в его глазах многое, но не нашла ни единого проблеска уважения, и как ни старалась, не могла придумать причин, по которым Радэк обязан был ее уважать. Уважение не может быть прописано в законах или сводах правил поведения. Уважение как дом — его сначала надо построить, а затем следить, чтобы оно не рухнуло, будучи ослабленным чередой плохих решений.
«Это еще не конец» — мысленно пообещала она себе.
Криостаз был моментом, которого все ждали с волнением и неохотой. Лишь благодаря этой процедуре дальнобойщики могли дождаться окончания контракта, не умерев при этом от старости. Каждый лишний день, проведенный в заморозке, обозначал сэкономленное время. Все было просто — чем дольше ты заморожен, тем моложе ты будешь, когда освободишься от обязательств. Об этом обычно думали космонавты, ложась в криостаз, а никак не об экономии ресурсов и не о спасении
В этот раз волнение было чуть сильнее. Даже после сотни сеансов криостаза один несчастный случай способен полностью разрушить доверие к этой машине, принцип которой буквально строился на убийстве и последующем оживлении. Но никто не жаловался. Все упорно умалчивали тот факт, что от вида отсека криостаза у них под одеждой волоски встают дыбом, а чуть глубже кровь задерживается в жилах.
В этот раз была очередь Эмиля готовить отсек к приему экипажа в царство холода и крепкого сна. Он должен был приготовить необходимую порцию геля, загрузить лекарства в аппарат жизнеобеспечения и сообщить остальным, что время вышло, и пора распрощаться с этим участком космоса. В этот раз Эмиль ничего не готовил. Как только Вильма пожаловалась, что ей надо чем-то занять руки и голову, Эмиль любезно уступил ей очередь. Для нее совсем не было неожиданностью, что Илья вызвался ей помочь. Так же для нее не было неожиданностью, что в отсек криостаза заглянула Ирма с каким-то дурацким вопросом, немного покрутилась и исчезла столь же нелепым образом. Казалось, что весь корабль следит за ними. Она чувствовала себя каторжницей на исправительной станции. За ней наблюдали, взвешивали каждый ее поступок, готовились вынести приговор, а все из-за одного преступления — слишком тесные связи с Ильей. Радэк заверил ее, что не станет ничего говорить остальному экипажу, но Вильме упорно казалось, что остальные и так обо всем догадались. Запретность этой темы миазмами витала в воздухе, и сам Илья не решался заговорить о произошедшем, словно сам обо всем догадался. Чем больше люди говорили, тем больше они умалчивали, а чем больше они умалчивали, тем сильнее все становилось понятно. Вильма потеряла всякое ощущение комфорта, подгоняя тот момент, когда она, наконец-то, сможет уложить всех по капсулам, а затем, насладившись несколькими минутами одиночества, лечь самой.
С того момента, как их состав вернулся в полетный коридор, спасательная операция плавно перетекла в фазу перевозки шести пассажиров и относительно легкого груза. Технически это было похоже на рутинный рейс, и о том, что будет дальше, можно было не беспокоиться.
Наконец-то все сложности остались позади.
21. Наверное
Существует много различных способов проснуться. Согласно самому распространенному мнению самым лучшим способом является пробуждение, при котором тебя мягко будят первые лучи утреннего светила, и встречают золотом расплескавшиеся по соседней подушке локоны обессиленной блондиночки. Самым худшим способом является примерно такой же, только у этой блондинки должен быть басистый голос и борода. Дальнобойщики от себя нередко добавляют, что такое пробуждение ничем не хуже обычного пробуждения после криостаза, когда вся вселенная водит хороводы, свет выжигает глаза, а пустой желудок не может удовлетворить мучительные рвотные порывы. Из всех дальнобойщиков примерно около половины процента были избранными, которые знали, что есть нечто похуже пробуждения после криостаза.
Этот ужас назывался форсированным пробуждением.
После того, как тело размораживается, а система жизнеобеспечения серией разрядов запускает сердце и прочищает дыхательные пути, человек все еще находится во власти химии у себя в крови, и в ближайшие пятнадцать-двадцать минут совершенно точно ни на что не годен. При форсированном пробуждении в кровь вводился препарат под названием Будильник-29, и как можно догадаться из названия, предыдущие двадцать восемь Будильников по понятным причинам отправились на свалку фармакологического фиаско. При их создании лучшие ученые Объединенного Созвездия бились над непосильной задачей — отравить человека так, чтобы он при этом был живее всех живых, и двадцать девять раз подряд они заявляли, что у них это получилось. Причины, по которым Будильник вводится в кровь, определенно должны быть важными, но эффект был стопроцентным. Поднимать этим препаратом человека из криокапсулы по степени радикальности было сравнимо с тем, чтобы выгнать человека из теплой постели при помощи огнемета.