Тяжкий груз
Шрифт:
— Это точно не «Магомет», — заговорила она, вдохнув в себя немного уверенности.
— Что?
— Это точно не «Магомет»! — повторила она громче. — У нас корабль экранирован со всех сторон. Если что-то и могло испортить наши пропуска, то только изнутри.
— Изнутри… — задумчиво протолкнул Ленар сквозь стиснутые зубы.
— Может, не все пропуска испорчены?
— А может дело не в пропусках?
— Может, не все пропуска испорчены? — настойчиво повторила Вильма.
— Скажи, Вильма, ты чувствуешь, как с тебя кожа слезает? — настойчиво проигнорировал он ее вопрос.
— Это вопрос с подвохом или очередная твоя едкая шуточка?
— Похоже,
— И что? — выглянула она со своего поста. — Думаешь, Марвин во всем виноват?
— Ну не я же!
— Если у нас ничего не горит, значит, у нас есть время подумать.
— Ага, подумать, как же! — выплюнул Ленар, с ненавистью посмотрев куда-то вверх.
Он мог запросто повысить голос и активно этим пользовался, чтобы сквозь шум сирены донести свою мысль до собеседника, но громкость собственной мысли он повысить не мог. Ему было сложно думать, а те мысли, которые обладали достаточной громкостью, подсказывали ему, что он должен взять инструменты и начать систематически скрывать по всему кораблю облицовочные панели, чтобы затем вырвать вместе с мясом все динамики системы оповещения. Он хотел тишины.
И тут произошло волшебство.
Ленар не верил в волшебство. Не верил в магию, в телепатию и в джинов из бутылки, но вопреки этому здравому материализму на какую-то долю секунды ему показалось, что кто-то прочел его мысли и исполнил его желание.
Сирена замолчала.
Он, наверное, должен был хоть немного этому обрадоваться, но лишь впал в растерянность. Вильма испуганно вскочила со своего кресла. Она разделяла его растерянность. Это была не нормальная тишина. Нормальная тишина могла наступить только с приказа капитана, а все то, что происходило на этом корабле за последние полчаса, было вопреки его воле. Он еще никогда не чувствовал себя настолько беспомощным, и даже желанная тишина была отравлена привкусом ускользнувшего сквозь пальцы контроля.
— Ленар! — всколыхнул интерком успокоившийся воздух.
— Да, Эмиль, — бросился Ленар к одному из немногих приборов, которые были ему подвластны. — Есть хорошие новости?
— В общем, как и предполагалось, блок первичного охлаждения исправен и продолжает охлаждать энергосистему, — вместе с голосом Эмиля динамик плевался помехами, похожими на возню с того конца линии. — Ради того, чтобы в этом убедиться, нам пришлось разобрать половину блока.
— Так быстро?
— Ну, мы тут работали в десять рук, и мотивация была будь здоров.
— Так это не вы отключили сирену?
— Технически ее отключил Густав, — смущенно промолвил Эмиль, с неохотой признавая всю степень участия чужаков. — Блок работал, но это не значит, что с ним было все в полном порядке. Как я и сказал, нам пришлось половину блока разобрать, чтобы получить непосредственный доступ ко всем платам, контроллерам и важным узлам. Я первым делом подумал, что где-то произошло замыкание, или что-то сгорело. Это, конечно, было маловероятно, но Радэк настоял, что мы обязаны были проверить это в первую очередь. И мы проверили, как дураки. Но, еще раз повторюсь, что охлаждение работало, компрессоры качали, хладагент циркулировал, дросселя были под штатным давлением, а в машинном отделении до сих пор никто не сварился заживо. Но мне не давала покоя мысль, что Марвин приготовился сбрасывать нашу воду за борт, а затем Илья меня успокоил, что у нас на прицепе еще триста
Чем больше Эмиль говорил, тем сильнее его речь напоминала скороговорку. Ленар не знал, как это возможно, но звуки постепенно начинали сливаться друг с другом, словно атомы водорода в рождающейся звезде, провоцируя цепную реакцию, от которой мозг Ленара становился на грань взрыва.
— Короче, Эмиль! — крикнул он на микрофон. — Из-за чего Марвин нас всех поднял?
— Я не знаю, как это объяснить.
— Тогда дай мне поговорить с тем, кто знает.
— Никто не знает.
— Эмиль, — прилагал Ленар последние усилия, чтобы говорить членораздельно. — Что вы сделали, чтобы сирена заглохла?
— Я скажу только то, что знаю. Густав взял пинцет и удалил из контроллера перемычку, которая замыкала контур, вводящий весь блок в режим диагностики и рвущий его связь с Марвиным.
— Так… — протянул Ленар, чтобы взять паузу, в течение которой он трижды проговорил в уме услышанное. — И как же там оказалась эта перемычка?
Ответ ему не понравился.
22. Запрещено законом
Когда группа детей по каким-то причинам вынуждена проводить ночь вместе, что-то, прописанное в их генах, так и тянет их скоротать темное время суток рассказами страшных историй. Это было похоже на соревнование в дисциплине по порче настроения для сна, и пока голос в темноте вещал затаившим дыхание слушателям очередную байку, наполненную кошмарами, откуда-то из запрограммировано примитивными инстинктами слоя подсознания упорно лезли наружу инопланетные монстры, демоны из параллельных измерений, призраки трагически погибших людей, каннибалы, мутанты и прочие персонажи, лишенные добрых мотивов.
Все успели пройти через возрастной отрезок, когда человек достаточно сознателен, чтобы понимать нереальность выдуманных монстров, но при этом не дорос до возраста, в котором иррациональные страхи по ночам перестают оживляться навязчивым «а вдруг».
В космосе понятие ночи вытеснялось понятием «отбой», но если взять что-то за эквивалент периода, в течение которого человек до смешного беспомощен, а чудовищам самое время выйти на охоту, то это, однозначно, период криостаза.
Ленар знал, что посреди межзвездного пространства не может быть никаких чудовищ, но, как и в детстве, его невольно посетила та самая страшная мысль — а вдруг? Нет, он не всерьез думал, будто в произошедшем были замешаны не описанные современной наукой силы, но когда все варианты объяснения происходящей на корабле чертовщины исчерпали себя, он сдался и решил дать своему воображению глоток свободы.
Это была жвачка для ума. Она абсолютно бесполезна, но помогает расслабиться в те моменты, когда от напряжения из ушей начинают выходить струи пара. Как и с любой жвачкой, жевать ее в компании было неприлично. Его компанию нельзя было назвать той, в которой следовало постоянно стоять вытянутым по струнке и сверять каждое сказанное слово с правилами этикета, чтобы произвести хорошее впечатление, но он все равно старался жевать осторожно. Он тщательно пережевывал каждое слово, прежде чем выплюнуть его в три пары ушей, и наблюдал за тем, как три пары глаз смущенно бегали по лазарету, периодически цепляясь за искрящиеся хрусталем капели внутри капельниц. День выдался настолько нелегким, что даже недавний горячий душ, вопреки привычным ожиданиям, вместе с гелем смыл с космонавтов силы и бодрость, оставив бренную плоть наедине с интоксикацией и легким шоком.