Тяжкий груз
Шрифт:
— Ленар, — устало провела Вильма ладонью по лицу и в четвертый раз поправила катетер, тянущийся к ее вене, — ты совсем с ума сошел?
Немного приподнявшиеся брови выдали в нем удивление. Он ожидал иной реакции. Более громкой. И с более обидными эпитетами.
— Я просто хочу рассмотреть все возможности.
Лазарет совсем не был предназначен для собраний. Для четверых человек в нем нашлись сидячие места, но когда все четверо подключили себя к капельницам, оказалось, что на этом свободное пространство кончилось. Капельницы тоже. Двое техников, теснящиеся на койке, мешались
— Говори, Эмиль.
— Меня, как техника… — замолчал он и тут же поправился, — нас с Радэком, как техников, ответственных за поддержание работоспособности корабля, готовили к крайне широкому спектру различных неполадок, способных возникнуть в полете по самым разным причинам. Поверь, корабли дальнего следования совсем не дураки собирают, и они даже не стесняются вслух говорить, что устанавливая на судно отказоустойчивые системы они хотят, чтобы мы были готовы к их внезапному отказу. От нас ничего не скрывали. Нам показывали цистерны с той самой кровью, которой были написаны правила техники безопасности. Нас заставляли учить наизусть все несчастные случаи, которые привели к человеческим жертвам посреди космоса. Нас пугали всеми возможными способами и напоминали, что даже незаправленная постель может привести к катастрофе. — Эмиль сделал вдох. — Но нам ничего не говорили ни про каких «гремлинов».
— Гремлины — это сказки, — подытожил Радэк, почесав висок. — Кстати, верить в них противозаконно.
— Я и не верю. Но, пока мы все лежали в холодильниках, с нашим кораблем произошло что-то, что не могло произойти само по себе. Предположим, что в Марвине действительно произошел какой-то сбой…
— Быть не может, — перебила его Вильма. — Марвин отказоустойчив…
— Что я только что говорил об отказоустойчивости? — перебил ее Эмиль. — Главная разница между отказоустойчивыми системами и отказонеустойчивыми в том, что отказоустойчивые системы гораздо сложнее починить, когда они все-таки откажут.
— Технически Марвин не совсем отказоустойчив, — задумчиво продолжил Радэк. — Как и у всех остальных отказоустойчивых систем, у Марвина есть свой срок отказоустойчивости. По документам гарантия отказоустойчивой работы — шестнадцать лет без полного техобслуживания.
— Марвин — это машина, — настойчиво напомнил Ленар. — Любая машина может сломаться преждевременно. И мы предположим, что он сломался, и поэтому аннулировал все наши пропуска. Но Марвин не мог засунуть в блок охлаждения лишнюю перемычку, даже если его программа деградировала до поджарки тостов. Это мог сделать только тот, у кого есть руки.
— Если ты упорно продолжаешь намекать на гремлинов, то я должен напомнить, что гремлины не суют никуда никакие перемычки. Они выкручивают болты, размыкают коммуникации, дырявят рукава, но что-то куда-то подключать…
— Почему мы до сих пор говорим о гремлинах? — всплеснула Вильма руками. — Простите, но этот разговор все сильнее становится похож на детский сад.
— Согласен, но у меня сейчас страшно болит голова, и мне необходимо
— Все просто, — беззаботно бросил Эмиль куда-то в потолок, щурясь от света. — Кто-то залез в блок охлаждения, пока мы были в заморозке, и вставил перемычку.
— Правда? — попытался саркастично спросить Ленар, но не нашел в себе сил на саркастичный тон. — Гениальное умозаключение. Ну, а с Марвиным что?
— Пока мы этого не выяснили, предлагаю придерживаться версии, что за аннулирование наших пропусков ответственен тот же, кто поколдовал над блоком охлаждения.
— Слово «колдовать» тоже запрещено законом, — не удержался Радэк. — Ну, так что вы сейчас хотите сказать? Что на борту есть кто-то посторонний?
— Да, есть. Я бы сказал, целых шесть посторонних.
— Нет, постойте-ка, — нахмурилась Вильма. — Они ложились вместе с нами. Я сама лично их заморозила. И разморозились они тоже вместе с нами.
— Ну, за исключением Софии и Уве.
— О них можно даже не вспоминать, они у нас вообще мертвый груз.
— Вильма…
— Клинически мертвый груз. Кстати, как они?
— Как и прежде, — развел руки Радэк и поправил иглу в своей вене. — Они не подключены к централизированной системе управления, так что без ручной команды они не разморозятся. Кстати, их капсулы охлаждаются как раз от второго блока первичного охлаждения.
— И что это значит?
— Не знаю, это я просто к слову сказал.
— У нас может быть заяц на корабле?
— Не знаю, но есть простой способ это выяснить. Кто-нибудь уже был на продуктовом складе?
— Только не я, у меня до сих пор желудок просится наружу.
— Аналогично.
— По-вашему версия с зайцем более правдоподобна, чем с гремлинами? — устал Ленар выслушивать, как ход мыслей его подчиненных идет не в том направлении.
— Все версии правдоподобнее, чем с гремлинами.
— Но одна правдоподобнее остальных. У нас на борту шесть посторонних лиц.
Ленар не верил в гремлинов. Но он должен был предложить какую-нибудь совершенно нейтральную и бредовую версию, чтобы избавить себя от необходимости первым начинать искать виноватых среди гостей. Он должен был заставить своих подчиненных самостоятельно рассмотреть эту версию. Он должен был убедиться, что такие мысли посетили не только его голову. Он должен был меньше общаться с Петре.
— Даже если и искать подозреваемых среди учтенных лиц, — начал размышлять Эмиль, — то Софию с Уве можно сразу отсекать. Они физически не могли сделать такое без посторонней помощи.
— Тогда и Петре тоже нельзя брать в расчет, — добавил Радэк.
— Почему?
— Не в обиду ему, но он ни черта не смыслит в нашей технике. Он не мог просто взять и найти место, куда надо вставить перемычку, чтобы…
Радэк замолчал, поморщившись от боли, которая до сих пор вытесняла мысли из его головы.
— Чтобы что? — спросил Ленар, повернувшись к Радэку левым ухом. — Чтобы поставить нас всех на уши? Никто из вас не рассматривал версию, что в этом действии нет видимого мотива? Словно тот, кто это сделал, вообще не осознавал, что делает.