Тысяча и одна минута. Том 4
Шрифт:
Делать нечего, подставил жид спину, думая себе на уме: авось длинней моей песни не выдумаешь! Засел цыган на жидка и ну распевать ти-ли-ли, ти-ли-ли!.. то протяжно, то скороговоркою.
Везет жид, надсажается, а цыган на нем тилиликает не умолкая, не останавливаясь. Долго везет Иоська хитрый жид цыгана Урывай не дай промаха, а конца песни цыганской еще не видится; ну, далека же песня, подумал жид и спрашивает: А что Урывай, душа моя, скоро твоя песня покончится?
«Ну нет; это еще только начало почти, а до середины нескоро
– Вот тебе раз, думает жид, я и не ждал, чтобы у цыгана была такая песня длинная!.. Давай он Урывая уговаривать: Урывай, сердце мое, будет тебе петь, кончай скорей; я ведь не одного тебя везу, а и цыпленка моего, которого ты съел; так будет с меня и половину песни, Урывай душа моя.
«Ради этакой причины, я пожалуй тебе отдышку дам» отвечал цыган – «только после, как хочешь честный Еврей, вези опять: ты свою песню покончил и мне мою дай покончат.»
Слез цыган с жидка хитрого и стал тот его дорогой тем и этим заговаривать, что бы опять не везти; однако не много погодя цыган опять пристает: «Что же, честный Еврей, дай песню докончить, вези меня!»
– Урывай, душа моя, брось ее, песню твою; вон и село близко, не хорошо, Урывай, душа моя.
«Как хочешь, а песню докончить надобно; что за дело, что близко село: я в него так и въеду на тебе.»
– Ай Ваймир! думает жид, перепугавшися, ну как из нашей братьи увидит кто, что я цыгана везу, просвету не дадут!.. шейтан меня дернул такое дело глупое выдумать!.. И начал опять цыгана уговаривать, что это не хорошо.
«Положим, что не хорошо» отвечал цыган, должно же уговор выполнить!.. А если хочешь мировую сделку повести, то пожалуй: за твою неустойку угости меня в селе полдником, заплати в корчме за мой обед, так-поквитаемся.»
Жид туда и сюда, а цыган стал на своем: иль обед, иль вези!.. да еще, говорит, и в селе остановиться не дам, погоню далее, не слезу, пока песни не допою!»
Чуть не заплакал хитрый жид от беды такой, а принужден был сделаться полюбовно с цыганом Не-дай-промаха: обязался ему в селе выдать злот на угощение; а нето попробуй, думает, его потчивать, он на карбованец съест!
Пришли в село, стали на отдых; хитрый жид выдал цыгану по уговору злот и думает себе на уме, как бы от цыгана отделаться: на пути он не отстанет сам, а жид видит, что вместе идти с ним невыгодно… Смекнул жид, как делу помочь, вышел на двор в место укромное, снял сапог с себя, распутал ветошки на ноге и вытащил деньги туда заложенные: вынул три дуката, которые похуже и пошел с ними на село к жидку знакомому, сторговать у него пегую кляченку и вернулся опять в корчму.
– Ну, Урывай, сердце мое, прощай! говорит цыгану хитрый жид; не хотелось мне с тобой расстаться, да делать нечего: вон мне Мокша лошаденку свою дал, так я поеду на ней.
«Коли так, делать нечего, известно, конный пешему не товарищ, ступай себе. А где этот Мокша живет?»
– А вон там, на другой улице. Так прощай Урывай, душа моя!
«Прощай, прощай; веселого пути, гладкой дороги!» посломать-мол тебе ноги, подумал сам просебя.
Едет
Так размышляя и начал жид просебя попевать на своей лошаденке едучи; вдруг кто-то его стук по плечу…» Что ж ты, хитрый Иоська, поешь такие песни короткия?»
Глядь Иоська, ан опять перед ним цыган не дай-промаха… и не пеш, а тоже на лошаденке вороной тащится. Диву-дался жид и испугался не много, однако опомнился и спрашивает: Ба! Урывай душа моя!.. Где ты это коня достал?
«Вот!.. Да что за диковинка коня добыть, тож как и тебе знакомый дал.»
– А чудное дело: точно такая лошаденка у Мокши осталася… Не у него ли ты взял Урывай, жизнь моя?»
«Вот тебе раз, будто кроме твоего Мокши ни у кого и лошадей не водится.»
– Да больно похожа на Мокшину.
«И человек на человека походит, а скот на скота и подавно; вот и ты небойсь на твоего Мокшу похож!»
– А разве ты видел его?
«Где видеть, я только так думаю.»
Приехали попутчики опять на постой, в какую-то деревнишку о двух дворах. Ночь на дворе.
– Урывай, сердце мое, как же нам? надо лошадей стеречь идти: вишь здесь место какое и двора вовсе нет, уведут пожалуй.
«Что же, стереги, коли охота есть, а мне стеречь нечего: моя лошадь черная, ее вор и с фонарем не скоро увидит в потьмах; а вот твоя пегая, так нет дива, коли к утру хвост покажет тебе.»
Подумал-подумал жид: правда и есть, а жалко покупной кляченки, продежурил всю ночь.
На другой день, едучи путем, Иоська опять поднялся на хитрости.
– А что, Урывай, душа моя, ведь моя лошаденка лучше твоей?
«Может быть» отвечал цыган.
– Ведь, вишь, продолжал Иоська, если пристегнешь, то и побежит?.. И стегну-таки свою кляченку, та и подалась шага два вперед.
«Да, хороша» прибавил цыган «резвая…»
– А что, Урывай, душа моя, не хочешь ли меняться? я не много придачи возьму.
«Что мне меняться, у меня и своя не дурна»
– Ну гдеж ей, гдеж твоей… смотри!. и начал кляченку опять стегать, та замотала головой и начала взбрыкивать, а жид приговаривал: вишь, вишь какая озартная!
«Да, бойкая» сказал цыган, смеясь про себя.
– Так давай, поменяемся; мне на твоей поездить охота берет.
«Пожалуй, сменяемся: давай мне придачи дукат.»
– А! тебе же давай?.. да ведь ты сам говоришь, что моя лучше твоей?
«Для тебя лучше, а для меня моя лучше кажется.»
Жид замолчал.
– А что же, Урывай, сердце мое, не хочешь меняться?
«От чегож не хотеть.»
– Так как же, что же ты мне дашь?
«Да дукат с тебя хочу.»
Жид опять замолчал.
– Л что же, Урывай, душа моя, так и не поменяемся?
«От чегож не поменяться.»
– Ну, тьпьфу! что про деньги говорить, давай так поменяемся?
«Давай дукат.»