Тысяча и одна минута. Том 4
Шрифт:
Старики, чуя вину свою, молчат да только головами покачивают; а баба наша, как пооттаяла так, что едва, едва могла голос подать, то и выговорила: «Матушка! подай веретенце!»
Вот так то, добрые молодцы, примолвил дядя Пахом, буде хочете жениться, то не спрашивайте большой красы, аль приданого, это дело не прочное, а спросите лучше ума-разума.
XIV. Бывалые чудесности
Не все нам дядя Пахом одни сказки рассказывал; сличалось, чта иногда и быль скажет какую нибудь, или страшную, или любопытную, какую от других слыхал, или сам видывал.
Когда же от его рассказов нам жутко становилось, он и подсмеивается бывало: – что, говорит, ребятки, видно совесть нечиста!.. – и прибавит, в утешение: –
1. Клад в виде утки
Вот что рассказывал про себя мой дедушка; когда, видите он еще были, маленькими., таким маленьким, что, как говорится, хаживал пешком под стол; с ним тогда случилась эта история.
Были, он мальчик бойкий, развязный и, как сам говорил, плут большой руки: бывало не только у меньших, а и у старших братьев и сестер, что ни увидит лакомого, наровит непременно себе завладеть, если не достанет силою аль смышленостью, то криком возьмет; говорить еще не умел, а уж умел большим растолковать, чего ему хочется, такой продувной!
Так вот этот мой дедушка, бывши, как я вам говорил, еще маленьким, увидал однажды, что его мать принесла дойник, поставила на лавку и начала молоко сцеживать для творогу, аль сметаны, кто ее знает, дедушка увидел и ну кричать, выговорить-то не умел, мал был, так стучит только рученками по полу да кричит: мама тпрути! унимали-унимали, что станешь делать, орет!.. налили молока в чашку и поставили крикуну на пол. Схватил он ложку и ну хлебать, и кричать перестал. Случилось на ту нору, что все вышли из избы, кто за чем; остался мой дедушка один на полу и чашка с молоком перед ним и ложка у него в руках; вдруг… откуда ни возьмись, как выскочит из-под печи утка; дедушка говорит: хоть мал был, а помню: утка серенькая, как сей час вижу; выскочила из-под печи и ну ходить кругом дедушки, да покрякивать… Дедушка ничего, хлебает-себе молоко «да на нее посматривает, чего она снует около него; а утка все кругом похаживает… да изловчившись и хвать у дедушки из рук хлеба кусок, который ему дали с молоком есть. Досада взяла дедушку, даром что был маленький, а больно обиделся; хотел было закричать, да видит, что никого в избе нет, только подвинул к себе чашку и ухватился обеими руками за нее; а утка все ходит кругом, покрякивает; склевала хлеб шельмовская да в чашку глядит… и ходивши-ходивши еще около, как кинется к чашке, а дедушка продувной, даром что мал, этого видно и ждал, как стукнет ее но голове ложкою… глядь, из утки и стал вдруг кошелек с деньгами!
После уже растолковали, что эта утка видите клад был, да такой клад заколдованный, что не всякому и дастся.
Поди ты, иной-вишь ищет-ищет и заклинания всякие знает и травы разные носит с собой, а целую жизнь ничего не может отыскать; а вот несмышленому ребенку сам дался… Это дедушка сам рассказывал, хоть мал был, а вот, говорит, как сей час вижу!
2. Домовой и леший
А вот не слыхивали ли вы о Домовых? как, чай, не слыхивать, у нас в деревне и по сю пору ходят про них разные истории… Вот примерно:
Пошел раз мужичок на свой овин хлеб сушить; и пошел он туда с вечера: переночую дескать, да поутру только забрезжится, разложу огонь и стану сушить.
Вот пришел; подкинул себе, соломы и лег укрывшися кафтаном. Только ворочался-ворочался с боку на бок, не спится ему и только… что за причина?. Он и вспомнил, что умаявшись, лег не перекрестяся даже; думает: это ведь не хорошо!.. а встать лень, ночь была холодненька-таки, а уже он пригрелся под кафтаном, лежит и думает: встать, аль нет?..
Вдруг послышался шорох; мужичок выглянул из под кафтана и видит… как бы вам сказать… человечье подобие, только не совсем человек: весь косматый и огромного роста, подошел к овину и стоит над ямою; а потом постоявши несколько, влез туда и сел в углу… Мужичек ни жив ни мертв, лежит, не шелохнется;
Чрез короткое время кто-то еще подошел, мужичок смотрит… ужас, да и только: кто-то тоже похожий на человека, только с рогами и с преужасными когтистыми лапами подшел к яме и смотрит… Темень страшная, однако мужичку из ямы можно было видеть: первый пришлец прижался плотно в угол, не дышит… а этот, что с рогами, посмотревши с верьху, спустился тоже в яму, нагнулся к подлазу (знаете, место в осине, где огонь кладут), надергал колосьев, уклала, их так что если зажечь, то весь осин должен сгореть, да вынувши из за пазухи дна камня, стукнул один о другой, солома затлелася, он и ну раздувать… Как первый, что в углу притаился, кинется на него и ну тузить!.. Мужичек сказывал после, точно обручья, говорит, наколачивал, вида отдавалось; возил-возил рогатого, приговаривая: «Делай что хочешь, проклятый, У себя в лесу, а моих обывателей не смей трогать!» Вытолкал вон рогатого, потушил огонь и ушел сам из ямы.
После уже знающие люди растолковали, что последний из этих посетителей был леший, или лесовик, то есть Дух, живущий в лесу, и который всячески старается вредить людям; а первый был Домовой, то есть домашний Дух, который хотя иногда и проказит над людьми, однако, порой, вступается за них и защищает их.
3. Домовой на фабрике
А то вот Домовой сделал раз какую штуку:
Когда у нас, Русских, только еще разводились суконные фабрики, тогда известно, не то, что нынче: машин почти никаких не было, все руками делали; и начесывали, и сглаживали, и стригли все руками; так народу на фабриках было втрое, чем теперь; за то и сукно было куда дорого: бывало на боярах только увидишь синее глянцовитое сукно, а нынче слава Тебе, Господи, иной и наш брат, мужичек, похаживает в синем кафтане, суконце загляденье; особенно если опояшется красным кушаком, так просто не налюбуешься!..
Так вот, в то первоначальное время, на одной фабрике случилась эта оказия.
Вы я думаю видывали, и теперь на фабрикам употребляются еще стригальные ножницы: это большие две железные острые полосы. На длинной подушке, то есть скамье, покрытой чем нибудь мягким, растянут сукно, вытянут, прикрепят его крючками, да и стригут с него ворс. Как это делается совершенно, я вам в подробности рассказать не умею; а буде вы не видывали, то подите на первую фабрику, вам покажут; тут скрытного ничего нет. Работники, которые стригут сукна, зовутся строгачами, а покой, где помещаются их принадлежности, называется стригальнею, или по-немецкому етрнаальному корпусом.
В одном таком стригальном корпусе повадился ходить по ночам Домовой и стричь сукно. Сукна то правда он не стригут, а только ножницами баловал: привяжут бывало ввечеру ножницы к краю подушки, к столбышку, глядь по утру, они отвязаны и лежат посредине подушки; а ножницы, надо вам сказать, тяжелые, только-только в подъем сильному человеку!.. Да это бы ничего, положим человек шалил; так нет же, слышат как они и стригут: чик, чик, чик!.. целую ночь.
Страх взял фабричных мужичков; видят, что тут не просто, что тут сам хозяин (известно, так зовут Домового) изволит тешиться… жутко им стало, никто и не хочет спать в этом покое, а в других тесно, там другие работники, не пускают. Вот, перекоряючись так, они и рассказали все своему главному мастеру, что-де Домовой не даст спать. Мастер были, немец: ну, известное дело, немцы ученый народ, не верят, что у чорта и хвост есть, по их, и чорта-то вовсе в живых не находится!.. Посмеялся мастера. и поругал-таки работников; «вы-де, говорит, дурачье: это кто нибудь из вас же тешится, пугает других, а вы не можете увидать!» Ему говорят, что смотрели-мол стерегли, да никого не видать, словно одни ножницы чикают!..» Так постой же, говорит немец, я доберусь, дам трезвон проказнику!» Велел всем ложиться спать в этом покое и обещался сама, на ночь придти.