Тысяча И Одна Ночь. Книга 4
Шрифт:
И когда отец услышал от дочери эти слова, свет стал мраком пред лицом его, и сердце его загорелось из-за дочери великим огнём. Он испугался, что она убьёт себя, и не знал, как быть с нею и с царями, которые к ней посватались.
"Если уж тебе никак не выйти замуж, воздержись от того, чтобы входить и выходить", - сказал он ей, и затем ввёл её в комнату, заточил её там и приставил, чтобы сторожить её, десять старух управительниц. Он запретил ей появляться в тех семи дворцах и сделал вид, что гневен на неё, а ко всем царям он отправил письма и известил их, что разум девушки поражён бесноватостью. И сейчас год, как она в заточении".
А потом ифрит Дахнаш сказал
И ифрит Дахнаш поник головой и опустил крылья к земле, а ифритка Маймуна, посмеявшись над его словами и плюнув ему в лицо, сказала: "Что такое эта девушка, про которую ты говоришь? Она только черепок, чтобы мочиться! Фу! Фу! Клянусь Аллахом, я думала, что у тебя диковинное дело или удивительная история, о проклятый! А как же было бы, если бы ты увидел моего возлюбленного! Я сегодня ночью видела такого человека, что, если бы ты его увидел хоть во сне, ты бы наверное стал расслабленным и у тебя потекли бы слюни".
– "А что за история с этим юношей?" - спросил её Дахнаш.
И Маймуна сказала: "Знай, о Дахнаш, что с этим юношей случилось то же, что случилось с твоей возлюбленной, о которой ты говорил: его отец много раз приказывал ему жениться, а он отказывался, и когда он не послушался отца, тот рассердился и заточил его в башне, где я живу. И сегодня ночью я поднялась и увидала его".
– "О госпожа, - сказал Дахнаш, - покажи мне Этого юношу, чтобы я посмотрел, красивей ли он, чем моя возлюбленная, царевна Будур, или нет. Я не думаю, что найдётся в теперешнее время подобный моей возлюбленной".
– "Ты лжёшь, о проклятый, о сквернейший из маридов и презреннейший из чертей!
– воскликнула ифритка.
– Я уверена, что не найдётся подобного моему возлюбленному в этих землях..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, дополняющая до ста восьмидесяти, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что ифритка Маймуна сказала ифриту Дахнашу: "Я уверена, что не найдётся подобного моему возлюбленному в этих землях. Сумасшедший ты, что ли, что сравниваешь свою возлюбленную с моим возлюбленным?" - "Заклинаю тебя Аллахом, госпожа, полети со мной и посмотри на мою возлюбленную, а я вернусь с тобою и посмотрю на твоего возлюбленного", - сказал ей Дахнаш.
И Маймуна воскликнула: "Обязательно, о проклятый, ты ведь коварный черт! Но я полечу с тобой и ты полетишь со мной только с каким-нибудь залогом и с условием, что, если твоя возлюбленная, которую ты любишь и превозносишь сверх меры, окажется лучше моего возлюбленного, о котором я говорила и которого я люблю и превозношу, - этот залог будет тебе против меня. Но если окажется лучше мой возлюбленный, - залог будет мне против тебя".
"О госпожа, - отвечал ей ифрит Дахнаш, - я принимаю от тебя это условие и согласен на него. Отправимся со мною на острова".
– "Нет! Место, где мой возлюбленный, ближе, чем место твоей возлюбленной, - сказала Маймуна.
– Вот он, под нами. Спустись со мною, чтобы посмотреть на моего возлюбленного, а потом мы отправимся к твоей возлюбленной".
И Дахнаш сказал: "Внимание и повиновение!" - а затем они спустились вниз и сошли в круглое помещение, которое было в башне. И Маймуна остановила Дахнаша возле ложа и, протянув руку, подняла шёлковое покрывало с лица Камар-аз-Замана, сына царя Шахрамана, и лицо его заблистало, засверкало, засветилось и засияло. И Маймуна взглянула на него и в тот же час и минуту обернулась к Дахнашу и воскликнула: "Смотри, о проклятый, и не будь безобразнейшим из безумцев! Мы - женщины, и он для нас искушение". И Дахнаш посмотрел на юношу и некоторое время его разглядывал, а потом он покачал головой и сказал Маймуне: "Клянусь Аллахом, госпожа, тебе простительно, но против тебя остаётся ещё нечто другое: положение женщины не таково, как положение мужчины. Клянусь Аллахом, поистине твой возлюбленный более всех тварей сходен с моей возлюбленной по красоте и прелести, блеску и совершенству, и оба они как будто вместе вылиты в форме красоты".
И когда Маймуна услышала от Дахнаша эти слова, свет стал мраком пред лицом её, и она ударила его крылом по голове крепким ударом, который едва не порешил его, так он был силён. А затем она воскликнула: "Клянусь светом лика его величия, ты сейчас же отправишься, о проклятый, и возьмёшь твою возлюбленную, которую ты любишь, и быстро принесёшь её в это место, чтобы мы свели их обоих и посмотрели бы на них, когда они будут спать вместе, близко друг от друга. И тогда нам станет ясно, который из них красивее и прекраснее другого. А если ты, о проклятый, сейчас же не сделаешь того, что я тебе приказываю, я сожгу тебя моим огнём, и закидаю тебя искрами, и разорву тебя на куски, и разбросаю в пустынях, и сделаю тебя назиданием для оседлого и путешествующего".
– "О госпожа, - сказал Дахнаш, - я обязан сделать это для тебя, но я знаю, что моя возлюбленная красивее и усладигельнее".
После этого ифрит Дахнаш полетел, в тот же час и минуту, и Маймуна полетела с ним, чтобы стеречь его, и они скрылись на некоторое время, а потом оба прилетели, неся ту девушку.
А на ней была венецианская рубашка, тонкая, с двумя Золотыми каёмками, и была она украшена диковинными вышивками, а по краям рукавов были написаны такие стихи:
Три вещи мешают ей прийти посетить наш дом (Страшны соглядатаи и злые завистники): Сиянье чела её, и звон драгоценностей, И амбры прекрасный дух, что в складках сокрыт её. Пусть скроет чело совсем она рукавом своим И снимет уборы все, но как же ей с потом быть?И Дахнаш с Маймуном до тех пор несли эту девушку, пока не опустили её и не положили рядом с юношей Камар-аз-Заманом..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала сто восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что ифрит Дахнаш и ифритка Маймуна до тех пор несли царевну Будур, пока не опустились и не положили её рядом с юношей Камар-аз-Заманом на ложе. И они открыли их лица, и оба более всех людей походили друг на друга, и были они словно двойники или несравненные брат и сестра, и служили искушением для богобоязненных, как сказал о них ясно говорящий поэт: