Тысячеликий герой
Шрифт:
Женщина посоветовала Гильгамешу отыскать перевозчика Урсанапи, которого он нашел, когда тот рубил деревья в лесу, охраняемый группой сопровождавших его людей. Гильгамеш разбил спутников перевозчика (они назывались «те, что радуются жизни», «те, что из камня»), и тот согласился переправить его через воды смерти. Это путешествие заняло полтора месяца. Перевозимого предупредили о том, чтобы он не дотрагивался до воды.
Далекая земля, к которой они приближались, была местом Жительства Утнапишти, героя первого потопа[160], который обитал здесь со своей женой в вечном мире. Утнапишти издалека заметил на нескончаемых водах приближающееся одинокое маленькое суденышко и подумал про себя: «Почему ‘те, что из камня’, чья лодка,
Высадившись на берег, Гильгамешу пришлось выслушать от патриарха долгий пересказ истории о потопе. Затем Утнапишти велел своей жене испечь семь хлебов и положить их у изголовья Гильгамеша, лежащего спящим у лодки. Утнапишти дотронулся до Гильгамеша, тот проснулся, и хозяин велел перевозчику Урсанапи отвести гостя к бассейну помыться и дать ему чистую одежду. После этого Утнапишти открыл Гильгамешу тайну растения. «Гильгамеш, нечто тайное открою я тебе и дам тебе свое наставление это растение подобно шиповнику в поле, шип его, как розы шип, вопьется в руку твою. Но если рука твоя до растения этого доберется, ты вернешься в родные земли».
Это растение росло на дне космического моря Урсанапи снова вывез героя в открытое море Гильгамеш привязал к своим ногам камни и нырнул[161]. Он устремился вниз, превосходя все рекорды выносливости, в то время как перевозчик оставался в лодке. Достигнув дна бездонного моря, ныряльщик сорвал растение, хотя оно поранило его руку, избавился от камней и устремился к поверхности. Когда он вынырнул на поверхность и лодочник втащил его обратно в лодку, Гильгамеш с триумфом произнес «Урсанапи, это то растение, с которым человек сможет обрести всю полноту жизненной силы. Я отвезу его в Урук, город овчарен. Его имя означает ‘В своей старости человек снова становится молодым’. Я отведаю его и снова обрету здоровье своей юности».
И они поплыли через море. Когда они пристали к берегу, Гильгамеш искупался в прохладном озерце и прилег отдохнуть. Но пока он спал, змея учуяла удивительный аромат растения, метнулась вперед и утащила его. Съев растение, змея тут же обрела способность сбрасывать кожу и таким образом возвращать себе молодость. А Гильгамеш, проснувшись, сел и заплакал, «и слезы текли по крыльям его носа»[162].
И по сей день возможность физического бессмертия пленяет сердца людей. Утопическая пьеса Бернарда Шоу Назад к Мафусаилу, написанная в 1921 г, превращает эту тему в современную социобиологическую притчу. За четыреста лет до этого более педантичный Понсе де Леон в поисках земли Бимини, где он рассчитывал найти источник юности, открывает Флориду. А за столетия до этого и на большом расстоянии от этих мест китайский философ Ко Хун провел последние годы своей долгой жизни, изготавливая пилюли бессмертия. «Возьмите три фунта чистой киновари, — писал он, — и один фунт белого меда. Смешайте их. Высушите смесь на солнце. Затем подержите над огнем до тех пор, пока из этой смеси можно будет сформовать пилюли. Каждое утро принимайте по десять пилюль размером с конопляное семя. В течение года седые волосы потемнеют, сгнившие зубы заменятся новыми, а тело станет гладким и лоснящимся. Если старик будет долгое время принимать это снадобье, то превратится в юношу. Тот, кто принимает его постоянно, будет наслаждаться вечной жизнью и никогда не умрет»[163]. Однажды в гости к одинокому экспериментатору и философу явился его друг, но все, что он нашел, — пустые одежды Ко Хуна. Старец исчез, он ушел в царство бессмертных[164].
Иллюстрация XIII. Ветвь вечной жизни (Ассирия).
Иллюстрация XIV.
Поиск физического бессмертия берет свое начало от ошибочного понимания традиционного учения. Основная же проблема, напротив, заключается в следующем расширить зрачок глаза, так чтобы тело, сопутствующее личности, не загораживало поле зрения. В этом случае бессмертие воспринимается как реальный факт «Вот оно, здесь!»[165].
«Все вещи находятся в процессе развития, поднимаются и возвращаются. Растения расцветают, но только для того, чтобы вернуться к корню. Возвращение к корню подобно поиску покоя. Поиск покоя подобен движению навстречу судьбе. Движение навстречу судьбе подобно вечности. Познание вечности есть просветление, а непризнание вечности несет беспорядок и зло.
Познание вечности делает человека понимающим, понимание расширяет его кругозор, широкий кругозор приносит благородство, благородство подобно небесам.
Небесный подобен Дао Дао есть Вечный Разложения тела не следует бояться» (Лао Цзы, Дао дэ Цзин)[166].
У Японцев есть пословица «Боги только смеются, когда люди молят их о богатстве». Благо, даруемое верующему, всегда соизмеримо с его достоинствами и характером его высшего желания благо — это просто символ жизненной энергии, приземленный до уровня сиюминутных запросов. Ирония, конечно же, заключается в том, что, хотя герой, завоевавший благосклонность бога, может просить его о благе полного просветления, все, чего он обычно ищет, — это продление жизни, оружие, чтобы убить соседа, или здоровье для своего ребенка.
Греки рассказывают о Царе Мидасе, которому посчастливилось заслужить обещание Бахуса исполнить любое его желание. Он попросил о том, чтобы все, к чему бы он ни прикоснулся, превращалось в золото. Когда Мидас ушел от Бахуса, по пути для пробы он сорвал веточку дуба, и та сразу стала золотой; он поднял камень, тот превратился в золото; яблоко стало золотым самородком в его руке. В восторге он приказал устроить великолепный пир, чтобы отпраздновать это чудо. Но когда он сел за стол и коснулся пальцами жареного мяса, оно превратилось в золото; вино, коснувшись его губ, стало жидким золотом. А когда его маленькая дочь, которую он любил больше всего на свете, пришла утешить отца в его несчастье, то она превратилась в прелестную золотую статую в ту же секунду, как Мидас обнял ее.
Муки преодоления собственных ограничений есть муки духовного роста. Искусство, литература, миф и культ, философия и аскетические дисциплины являются инструментами, помогающими индивиду переступить черту своих ограниченных горизонтов в нескончаемо ширящиеся сферы осознания По мере того, как он переступает порог за порогом, одолевает дракона за драконом, величие божества, к которому он взывает для исполнения своего высочайшего желания, растет и распространяется, в конце концов, на весь космос. И тогда, наконец, разум прорывается сквозь ограничивающую сферу космоса к осознанию, превосходящему все восприятия формы, — все символизации, всех богов — к осознанию неотвратимой пустоты.
Поэтому когда Данте делает последний шаг в своих духовных странствиях и приближается к предельному символическому видению Триединого Бога в образе Небесной Розы, ему суждено испытать еще одно просветление, сделав шаг за пределы образа Отца, Сына и Святого Духа. Он пишет: «Бернард с улыбкой показал безгласно, что он меня взглянуть наверх зовет; но я уже так сделал самовластно. Мои глаза, с которых спал налет, все глубже и все глубже уходили в высокий свет, который правда льет. И здесь мои прозренья упредили глагол людей; здесь отступает он, а памяти не снесть таких обилий»[167].