Тютюнин против ЦРУ
Шрифт:
– Че, Сереж, кино снимают? – спросила она.
– Да вроде, – ответил тот. – Баллон у них, что ли, взорвался, так пламя аж до нас с Лехой долетело.
– А Ленка звонила, говорит, марсиане прилетели.
– Я ничего не видел, – ответил Сергей и только сейчас сообразил, что до сих пор держит в руке злополучный «лобзик».
Тютюнин спрятал его под ванну, сбросил испорченную одежду и полез под душ.
Когда он вернулся в комнату, Люба стояла у окна, расплющив нос о стекло, и пыталась рассмотреть
– Жаль, что у нас балкон на другой стороне, да, Сереж? – не оборачиваясь произнесла Люба.
– Ага, – тупо ответил Сергей.
– А если это правда марсиане? Чего тогда начнется, Сереж? Спички и соль подорожают?
Тютюнин не нашелся что ответить и молча опустился на диван. По телевизору показывали шоу «Форточки» и пятилетний мальчик рассказывал о том, как крутил роман с детсадовской воспитательницей.
– В какое все-таки интересное время мы живем, Сереж, – сказала вдруг Люба, покидая свой пост наблюдения и садясь рядом с мужем. – Марсиане, этот хрен верблюжий с Речного вокзала…
– А ты уже и там побывала?
– Не только я. Нам от завода целый автобус выделили, мы вместе с профоргом ездили.
– Так вы бы его к себе в заводской клуб пригласили, – едва сдерживая досаду, подсказал Сергей. – Рассмотрели бы поближе, а то ведь там небось толкучка?
– Ой, а мы как-то не подумали, – расстроенно проговорила Люба, принимая все за чистую монету. – А толкучка, это да, много народу там. Телевидение было… Только он меня не узнал, этот твой знакомый. Палыч его звали?
– Палыч, – нехотя буркнул Сергей.
– Интересный мужчина. Наши девчонки так взволновались…
Люба вздохнула.
– Ты тоже, что ли, взволновалась? – ревниво спросил Тютюнин и, дабы успокоить жену, попробовал применить взгляд, которому его учил Леха.
Очевидно, это подействовало, только несколько иначе.
Супруга зарумянилась.
– Чего, прям сейчас, что ли?
Отступать было уже поздно, и Тютюнин сказал:
– Ну.
Таким образом, весь вечер у него оказался занят, а утром он по своему обыкновению отправился на работу.
В меховой приемке все шло как обычно, Сергей исправно принимал траченное молью тряпье и выслеживал бухгалтера Фригидина, который по-прежнему воровал у своих сослуживцев сахар, однако делал это чрезвычайно осторожно.
Директора Штерна пока больше никто не бил, и, кажется, он возобновил отношения с любовницей.
Дизайнер-закройщик Турбинов, как всегда, был пьян уже в девять утра, однако это никак не отражалась на его творческих способностях. Он лихо красил кроликов под снежных барсов и завивал пыжиков под бахтайский каракуль.
В очередной раз, под надуманным предлогом, наведалась врачиха Света.
Пользуясь своим преимуществом в силе,
Дизайнер хотел было обидеться, но Сергей пояснил, что Света женщина одинокая и ее следует понимать.
Во второй половине дня меха несли как-то вяло, и Тютюнин едва не заснул, а как только директор Штерн умчался пораньше к своей зазнобе, вся бухгалтерия и приемка последовали его примеру и разошлись по домам.
Тютюнин запрыгнул в полный трамвай и, протиснувшись в самую середину, сделал вид, что у него проездной.
Вскоре все, кто стоял рядом, этому поверили, и Сергей стал просто таращиться в окно, пока не спохватился, что зря транжирит время. Ведь он мог потренировать тот самый успокаивающий и значительный взгляд, о котором ему говорил Леха.
Тютюнин огляделся, однако никого, кого бы ему хотелось успокоить, в вагоне не наблюдалось. Одни только «протокольные рожи», как любила выражаться теща Олимпиада Петровна.
Наконец на очередной остановке в салон вошла приятного вида девушка с носом-пуговкой и черными, покрашенными в домашних условиях волосами.
Сергей сразу решил, что будет успокаивать именно ее.
Он закатил глаза, вспоминая наставления Окуркина, а затем уставился на девушку немигающим взглядом.
От напряжения и непривычной силы концентрации уши Тютюнина задвигались, а губы стали выполнять какие-то неприличные движения.
Девушка пару раз покосилась на Сергея, тот удвоил усилия, думая, что его взгляд начал действовать. Тютюнин так увлекся, что не заметил, как девушка сократила дистанцию и залепила ему звонкую пощечину.
– Так и надо гаду! – закричали пассажиры с передней площадки, которые давно наблюдали за художествами Тютюнина.
– Правильно, а то эти голубые девушкам проходу не дают! – поддержали их с задней площадки.
Какой-то физкультурник в спортивных штанах сейчас же прижался к Сергею и сказал:
– Пусть кричат. Им нас не одолеть. Правда?
– Нет не правда! – воскликнул Тютюнин и оттолкнул физкультурника. – Товарищи, вы меня не правильно поняли. Я на девушку смотрел, просто чтобы ее успокоить. Я взгляд тренировал, товарищи!
– Бреши больше! – кричали сзади.
– Сбросить его, гада! – вторили им спереди.
– Нет, честное слово! – Тютюнин стукнул себя в грудь. – Меня жена скалкой бьет часто – волнуется очень, вот я и тренирую взгляд успокаивающий!
– Что-то по тебе не видно, что тебя скалкой бьют, – заметила пожилая дама с обесцвеченными волосами. Ее лицо носило следы недавнего запоя, однако складывалось впечатление, что она знает что говорит.
– По мне не видно потому, что я приспособился отскакивать, товарищи! Иначе б не выжил.