У-3
Шрифт:
Алф Хеллот поднимался курсом норд-вест между незримыми отвесами горных склонов. Стрелка высотомера уверенно ходила по кругу. Над ним по-прежнему висели набухшие от влаги облака. Он высмотрел просвет, отрегулировал обороты, уперся ступнями в педали и отклонил руль направления. Самолет скользнул вверх в узкую щель в мокрой облачной вате. Последние снежинки разбились в пыль о фонарь кабины.
Я опустил цейсовский бинокль. Алфик исчез. Два языка пламени, точно от паяльной лампы, — последнее, что я видел. Я повернулся, прыгнул через мазутную лужу и зашагал по ярко освещенному коридору из ангара в дежурку.
В десяти тысячах футов над моей головой Алф Хеллот протянул руку к тумблеру, включающему ретроспектоскоп.
1953
Рядовой
Из
Прямо из Великого Ничто явился молодой Алф Хеллот — писали газеты, и, как обычно, ошибались. Было это, когда он еще до травмы, весной восемнадцатого года своей жизни выиграл вольные упражнения на соревнованиях за так называемый Кубок Осло, опередив, в частности, шведа Туресена, который позднее в том же году стал чемпионом Олимпийских игр в Хельсинки. Но Алф Хеллот за неделю до злополучной травмы победил Туресена, и по сей день многие вместе со мной считают, что он лучше всех в мире исполнял вольные. Свое упражнение он закончил безупречным высоким двойным сальто с пируэтом и мертвым доскоком в центре старого гимнастического зала Осло, под молнии блицев и гром аплодисментов.
Вечером того дня его ждали кубки и поздравления, а дома ждали родители с новым, дорогим спортивным хронометром, и Алфик, привыкший сопрягать дни своей жизни с историческим временем по стенным часам в гостиной, горячо поблагодарил и затянул ремешок на левом запястье, как бы прибавив новый мускул поперек всех тех, какими и без того был щедро наделен.
В газете на другой день его ждал отчет на четыре колонки и портрет на две. Листая газету дрожащими пальцами с конца, с последней страницы, Алфик доходит до спортивной информации. Сидя на пятках перед распластанной на коврике газетой, он не читает ни заголовок, ни врезку, ни сам отчет, ни подписи под снимками, нет — он смотрит на собственный портрет.
А портрет поразительный. Уже в эту пору Алфик Хеллот излучает достоинство и решительность, вроде бы и неприличные у столь молодого человека. Фотография снята анфас, и фотограф явно опустился на колени, прежде чем щелкнуть затвором.
Алфик заложил руки за спину и сцепил пальцы. Только этот молитвенный жест наизнанку и отличает стойку белой фигуры от солдатского «смирно». Словно он стремится укротить кистями рук буйную внутреннюю силу, которая все равно бросается в глаза читателю дугой могучих мышц от кисти до плеча и запечатлена в силовых линиях корпуса. Мускулы рук напряжены, как будто противоборствуют темноте за его спиной, а грудная клетка слегка развернута вперед, и белый кант майки рисует плавную кривую над буграми мышц. Только этот кант и выделяется: в свете блица блестящее от пота тело, магнезия на руках и весь костюм кажутся одинаково белыми, получается сплошная ярко-белая фигура. Легкое напряжение грудных мышц придает выпуклость плоскому снимку. Прогиб спины подчеркивает гимнастичность стойки. Прямая шея чуть подала голову назад, и хотя резкий свет блица делает лицо плоским, стирая характерные детали, все же нам видны его главные черты: строгая линия рта, мощная нижняя челюсть и высокие скулы. И глаза — отсутствующие, то ли устремленные в мечту, то ли погруженные в воспоминания, то ли парящие в сферах триумфа. А может быть, глаза его обращены в собственную душу. Расширенные ошеломляющей мыслью: быть первым — значит быть одиноким.
Похоже, именно эта сдерживаемая и контролируемая сила, которую излучает снимок, побудила ответственного секретаря или спортивного редактора уделить ему больше площади на газетной полосе, чем он заслуживал, если исходить из его информативной ценности и значения победы, которой добился спортсмен. Фотограф (если не редакция) обрезал снимок ниже паха, но даже это надругательство над классическим творением не может умалить воплощенный в нем героический пафос. Присмотрясь внимательнее, читатель видит, что мотив схвачен в неуловимом
Надежда. Обещание. Сила Алфика Хеллота.
Вечером следующей субботы, когда обмывали победу, Алфик исполнил насквозь произвольный и вдохновленный пивом прыжок с крыльца питейного заведения как с трамплина. Прыжок этот включал могучий взлет, двойной нельсон, арабский флик-фляк, сальто Ямасито и свободное падение со всеми на свете степенями трудности, пируэтами и финтами. Мы, наблюдавшие с тротуара этот номер, можем подтвердить, что, паря высоко в светлом весеннем воздухе, Алф один за другим зажег все фонари на площади, а стрелки на часах ратуши передвинул на час вперед, если не больше. Одновременно средняя температура воздуха поднялась на три градуса по Цельсию. Толпа прибывавших со всех сторон зрителей могла бы вместе со мной подтвердить, что Алфик Хеллот — ноги вместе, носки оттянуты — парил в воздухе не одну минуту, прежде чем с лёта — корпус прямой, руки прижаты к бокам — ударился затылком об асфальт перед крыльцом. Могу уверенно сказать, что никогда еще у Алфика не проявлялась так головоломно смесь самоуничтожения и бунта.
Понятно, после того он уже никогда не участвовал в соревнованиях. Казалось бы, высшим баллом за это упражнение должна быть фрактура черепа, но наш идол обошелся даже без трещин. Врачи не смогли обнаружить ни малейших повреждений черепной крышки или иных травм. Одного дня в больнице оказалось достаточно. Затем его выписали, и время, отведенное для окончательной поправки, Алфик Хеллот использовал, чтобы заполнить ожидавшие дома бумаги. Так что те читатели, которые, подобно Китти, усматривают здесь причинную связь между повреждением головы и выбором профессии — проще говоря, считают, что Алфик потерял один винтик, — лишь выражают свое предвзятое отношение к военной карьере.
ЗАЯВЛЕНИЕ О ПРИЕМЕ В ВОЕННОЕ УЧИЛИЩЕ
Анкета предполагала рассказ о себе, уходящий в прошлое многими прямыми и окольными путями. Тут требовалось показать не лепку тела светотенью, а лепку личности историей.
Алф Хеллот за столом в гостиной: пальцы сжимают ручку, на черном лаке березовой столешницы — белый лист с зеленым типографским шрифтом, рядом чернильница; макает и пишет.
Имя и фамилия родителей — проще простого. Перышко скрипит по бумаге. Констанца, урожденная Виньяквельвен, и Авг. Хеллот.
Алфик написал так, потому что так всегда писалось и говорилось: Авг. Хеллот. Писалось все чаще и чаще — на пригласительных билетах, на протоколах собраний и переговоров, на извещениях об увольнении, на требованиях прервать переговоры, призывах бороться за повышение заработной платы, заявлениях об отставке, ходатайствах об арбитраже, о прекращении арбитража. Авг. Хеллот (подпись) — на предупреждениях, приглашениях, требованиях, запросах… Он требовал, созывал, предупреждал, боролся, ходатайствовал. Но всегда на основании Коллективного договора и никогда от себя лично. Его личные высказывания чаще всего обрывались на полдороге неожиданной и преждевременной точкой, совсем как его имя. В нижней части листа, под текстом посередине — подпись: Авг. Хеллот, преде. И совсем внизу, в правом углу, часто можно было видеть еще одну подпись: Марвель Осс, секр. Этот секретарь появился на сцене не сразу, и его прошлое было сомнительным, но он вписался в антураж, подчеркивающий требования Авг. Хеллота, извращающий его ходатайства, саботирующий его борьбу, воплощающий дурное предвестие. Словом, сомнительная личность. Но Авг. Хеллот полагался на него, умел с ним сотрудничать и год за годом на отчетно-выборных собраниях голосовал за Марвеля Осса, секр. Сотрудничал с ним, как правая рука сотрудничает с левой. Пока Хеллоту не предложили сменить туловище и он сам стал левой кистью более сильной руки. Сам стал секретарем, избранным на конференции в центральный комитет профсоюзного объединения.