У истоков Броукри
Шрифт:
Марко. Его убийственный взгляд. Взгляд человека, способного перейти черту.
Вдруг вспоминаю слова Эриха. В кладовке. Мы ругались, я сказала что-то о Рушь, а он внезапно отреагировал очень резко. Сказал: ее отец был полным кретином, а ее мать половину своей жизни пролежала в больнице, да, вместе со всеми сумасшедшими, потому в Нижнем Эдеме только один госпиталь.
Только один госпиталь. Всю жизнь пролежала в больнице.
С силой морщусь, а затем распахиваю глаза и гляжу на Хельгу, стиснув в кулаки до боли в пальцах. Я наступаю на нее, будто цунами.
– Вспомните
– Не понимаю…
– Я впервые пришла к вам, только пересекла порог, а вы спросили: кто это. Помните?
– К чему ты клонишь? – Женщина перекладывает трость в другую руку. – К чему все эти вопросы? Я же попросила тебя уйти.
– Как я раньше не поняла! – Горячо восклицаю я. – Ответ был перед моим носом, вы сразу же оговорились, спросив: Маркус? А я не обратила внимания! Мать Марко и Рушь Дамекес очень долго лежала в больнице. Наверно, тогда-то вы с ним и познакомились. Вы ведь рассказали ему, верно? Столкнулись два человека, искренне и люто ненавидящие то, что за стеной живет человек, угробивший их жизни. У вас новая одежда, Хельга, но если к вам никто не приходит, откуда она взялась? Вы солгали, сказав мне, что не знаете, кто же стоит за убийствами за стеной. Вы не только знаете. Вы сами попросили его об этом.
Вопреки моим ожиданиям Хельга Штольц не выглядит удивленной. Она не начинает оправдываться, не мнет нервно юбку. Она внезапно улыбается, растянув потрескавшиеся, тонкие губы и нагибается вперед.
– Твой отец умрет.
Ужас сковывает желудок. Я сердито стискиваю зубы и подношусь к женщине.
– Чем вы лучше? – Вспыхиваю я. – Чем вы лучше их? Вы убийца, а Марко – молодой парень, который послушал вас и поплатится жизнью. Вы воспользовались им.
– Как твой отец воспользовался своими друзьями.
– Но вы его осуждаете!
– Зло убивает зло. Добро слишком праведно. Оно замахнется, но не ударит. Я должна была убедиться, что мой человек дойдет до конца. Он прошел проверку.
– Какую проверку? Что вы собираетесь сделать с моим отцом? – Я взвинчено хватаю трость Хельги и отбрасываю ее в сторону. – Где Марко? Что он задумал?
Штольц на меня не смотрит. Смотрит куда-то вдаль и улыбается. Она молчит долго, изнурительно, и это разжигает меня все больше и больше.
– Отвечайте, Хельга!
– Тебе не пора домой? – Спрашивает она и переводит на меня невидящий взор. – Ты ведь пропускаешь все веселье. Я помню званые ужины. Любила их. Могла выбирать себе туалет часами. А сколько всего происходило на этих званых ужинах, Адора. Никогда и не знала, чем закончится вечер.
Я задыхаюсь, отхожу назад и моргаю. Что она имеет в виду? Что пытается сказать? В ушах звенит. Я растерянно осматриваюсь, а затем прикрываю ладонями рот: неужели я потеряю сегодня отца?
Я срываюсь с места. Вырываюсь из палаты и натыкаюсь на ребят в коридоре. Они в ту же секунду подходят ко мне, будто собираются подхватить на руки, если я неожиданно свалюсь вниз. Но я нахожу в себе силы бежать дальше.
– Что происходит? – Взволнованно спрашивает Эрих. – Куда ты несешься?
– Домой.
–
– Эрих, не спрашивай, просто шевелись!
– Что она тебе сказала?
Молчу. Не знаю, как объяснить Ривера, что его лучший друг убийца. Грудь пылает, а перед глазами стоит улыбающееся лицо Хельги. Я пытаюсь выкинуть его из головы, но не выходит. Ноги трясутся. Достаю телефон и набираю номер Мэлота.
– Черт! – Вспыхиваю я, когда брат не берет трубку. Наверно, не слышит. Мы должны спешить, мы должны добраться до отца быстрее, чем Марко. Но что, если он уже там? Что если он …
Нет. Встряхиваю волосами и поджимаю губы. С отцом все будет в порядке. Я успею. Мы выбегаем на улицу и замираем на перекрестке.
– Эрих, я должна попасть домой, как можно быстрее. – Серьезно смотрю на парня и беру его за руку. – Надо срезать.
– Но там карнавал.
– Нас не узнают, - говорит Конрад. – Смешаемся с толпой. Но что происходит? Куда ты так несешься, принцесса?
– Я потом расскажу.
– Нет, расскажи сейчас. – Требует Эрих. – Что сказала Хельга?
– Она сказала…, - я поправляю волосы, - сказала, что…
Я не могу. Глаза Ривера безумно красивые, и они прожигают меня недоумением, а я, как ни стараюсь, не могу выдавить из себя правду. Парню будет больно.
– Убийца на вечере, и его цель – мой отец. – Отрезаю я. – Нужно торопиться.
– Что? – Удивляется Конрад. – Что ты сказала?
– Потом поговорим, господи, пожалуйста, мы должны бежать!
Ривера недовольно выдыхает, но все же срывается с места. Он хватает меня за руку и тащит за собой вдоль темного переулка. Вскоре мы оказываемся на шумной улице, где так много людей, что едва ли можно протолкнуться. Повсюду разносится громкая музыка, не утихают вспышки фейерверков. В панике морщусь и сжимаю ладонь Эриха изо всех сил, будто бы сумасшедшая. Меня толкают, пинают из стороны в сторону, словно неживую, и я еле сдерживаю всхлипы, томящиеся в груди. Мне жутко страшно.
Мой отец – не пример того, каким должен быть отец. Наши отношения – не пример того, какими должны быть отношения. Если бы я могла уйти, я бы ушла, и если бы он мог забыть обо мне, он бы забыл. Но по какой-то странной и необъяснимой причине меня это не волнует. Все становится абсолютно неважным. Он вправе не любить меня, да, так ведь бывает! И родители не любят детей по причине или без – такое случается. Но это никак не значит, что его не могу любить я. Злого и плохого, ужасного, жестокого, отстраненного и совсем не такого, каким я хотела бы его видеть – но единственного. У меня один отец. И я не хочу его потерять.
Мы прорываемся через толпу, держась друг друга. Бофорт дышит мне в спину, а я не отпускаю ладонь Эриха. Когда мы оказываемся на свободе, и сумасшедшие картинки лиц, чудовищ остаются позади, я не могу ровно стоять на ногах. Крутящиеся огненные шары стоят у меня перед глазами. Я до сих пор слышу крики горожан, их смех и эту музыку. Я, будто бы пребываю в трансе. И до дома тоже плетусь, едва различая дорогу под ногами. Мы оказываемся у поместья в кромешных сумерках. Конрад тянет меня к входу, а Ривера застывает и покачивает головой.