У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов

Батюшин Николай Степанович

После поражений наших галицийских армий в начале 1916 года был брошен лозунг: “Все для войны”. Тогда же были образованы военно-промышленные комитеты, и вся промышленность была мобилизована для надобности войны. Сахарная промышленность была также мобилизована: в многочисленных мастерских при сахарных заводах начали изготовляться походные кухни, телеги, колеса, подковы и многие другие предметы, в коих нуждалась армия. В общем, в движении “Все для войны” сахарозаводчики приняли самое горячее участие, организуя лазареты для раненых, санитарные отряды, поезда и тому подобное. Положение сахарной промышленности в это время сильно затруднилось вследствие недостачи рабочих рук, угля и расстройства железнодорожного транспорта. Указанные выше причины, а также удорожание материалов производства сахароварения – свеклы, угля и пр. – и удорожание рабочих рук, привели к резкому повышению рыночных цен сахара, превысивших на него установленные законом предельные цены. Министр финансов вошел в Государственный совет с предложением об отмене мер регулирования в сахарной промышленности. Правительство

для регулярного снабжения воюющих армий продуктами питания вынуждено было взять в свои руки их распределение. Для этого под председательством министра земледелия было образовано Особое совещание по продовольствию, в задачи коего входило установление твердых цен на все продукты и направление их по адресам своих уполномоченных, находящихся в районах губерний. Сахарная промышленность была также подвергнута контролю за установлением твердых цен на сахар. Одновременно для более правильного снабжения сахаром населения и армии. Особое совещание по продовольствию образовало в Киеве, как центре сахарной промышленности, центральное бюро Центросахар, на которое и была возложена функция распределения сахара. Центросахар был подчинен министру земледелия, а заведующим бюро был назначен И. Г. Черныш. Однако и с учреждением этого органа население по-прежнему продолжало испытывать перебои с приобретением сахара, хотя общий вес заготовленного сахара достиг цифры 108 млн пудов. Отсутствие на прилавках сахара, его высокая цена вызывали ропот и массовое неудовольствие населения. Газеты, не будучи в курсе дела, объясняли создавшееся положение алчностью и жадностью сахарозаводчиков.

Для выяснения положения в сахарной промышленности высочайшим повелением от 10 сентября 1916 года члену Государственного совета, сенатору В. Ф. Дейтриху было поручено провести полное обследование этой отрасли. В помощь сенатору Дейтриху был прикомандирован судебный следователь по особо важным делам П. Д. Александров. Сенатор Дейтрих тотчас же начал подробно знакомиться с общим положением в сахарной промышленности. Мне, как уполномоченному правления Всероссийского общества сахарозаводчиков, пришлось давать все необходимые объяснения и представить весь материал, имевшийся тогда в моем распоряжении. Во второй половине сентября 1916 года сенатор Дейтрих вместе с судебным следователем Александровым выехали в Киев, чтобы на месте ознакомиться с положением дел в этой промышленности и оказать ей содействие для получения угля, рабочей силы и железнодорожных вагонов. Словом, надо было наладить своевременную доставку сырья на заводы, так как в этом сахарная промышленность испытывала крайнюю необходимость. Я также в это время выехал в Киев.

Проснувшись однажды в один из дней конца сентября месяца, я узнал, что накануне в ночь было произведено ряд обысков и выемок в правлениях Товариществ сахарных заводов Александровского, Туль-Черкасского и Юльевских. У руководителей означенных предприятий гг. Добраго, Бабушкина, Гепнера, а также в отделениях банков Русского для внешней торговли и Международного были вскрыты сейфы. Кто произвел обыски, по чьему распоряжению, по каким причинам, выяснить было довольно трудно. Я немедленно вместе с графом А. Д. Бобринским, председателем правления Общества сахарозаводчиков и другими сахарозаводчиками – Бродским, Фишманом, Шениовским – побывали у сенатора Дейтриха, чтобы выяснить причины обысков и выемок. Сенатор Дейтрих также не был осведомлен о том, кто проделал всю эту работу и по чьему распоряжению все это проводилось. Однако несколько часов спустя судебный следователь Александров выяснил, что обыски и выемки были произведены по указанию генерала Батюшина, который накануне прибыл из Ставки в Киев, приняв меры к тому, чтобы его приезд был по возможности скрыт, для чего номер в гостинице “Континенталь”, где он остановился, по его телеграмме был записан на имя киевского полицеймейстера. Под его руководством прапорщики запаса Орлов, Барт, Логвинский производили указанные выше обыски и выемки. Впечатление было самое удручающее: с одной стороны, высочайшая власть назначает члена Государственного совета, сенатора Дейтриха для детального обследования сахарной промышленности, с другой стороны, Ставка командирует своего генерала произвести в полном смысле слова “дебош” в той же отрасли промышленности;

получался какой-то невольный конфликт, бессмысленный и ненужный между гражданской и военной властью, – скорее даже издевательство военной власти над гражданской. Трудно было допустить, чтобы, при наличии сенаторской ревизии, военные власти могли произвести обыски и выемки без достаточных к тому оснований. Положение сенатора Дейтриха становилось смешным и драматичным. Как потом выяснилось, это был просто разбойничий набег Наташинской шайки, в целях грабежа и контрибуции, предпринятый с соизволения военного командования в лице генерала Алексеева. Сенатор Дейтрих просил меня немедленно выехать в Петербург и доложить председателю Совета министров Штюрмеру и другим министрам о происшедшем.

Настроение среди деятелей сахарной промышленности стало апатичное и угнетенное. 3 октября 1916 года в конторе Всероссийского общества сахарозаводчиков и у меня в квартире был произведен обыск. Проводил его судебный следователь по особо важным делам Орлов по распоряжению начальника штаба Петроградского военного округа. Была взята вся текущая переписка по делам общества и моя личная. Конечно, никаких компрометирующих бумаг или документов ни в конторе общества, ни у меня найдено не было. Следует заметить, что Всероссийское общество сахарозаводчиков, действовавшее на основании высочайше утвержденного устава, никакими коммерческими или политическими

операциями не занималось, и вся деятельность его была направлена на развитие сахарной промышленности и на представительство перед правительственными учреждениями. Управлял делами общества я. И также я не вел никаких коммерческих операций и не занимался политикой. Работал я тогда уже в сахарной промышленности свыше тридцати лет, пользовался известностью в этой области промышленности как автор многочисленных докладов, книг и брошюр, касающихся вопросов сахарной промышленности. В это время я был членом Военно-промышленного комитета и Особого совещания по продовольствию и находился в составе представительства России на Брюссельской международной сахарной конвенции.

В течение всего 1916 года, вследствие значительного ухудшения работы железнодорожного транспорта и удорожания себестоимости продукции, сахар на рынках стал появляться все реже. Ропот населения, усиленный, как я уже выше говорил, газетной шумихой о том, что виною во всем сахарозаводчики, которые якобы прячут продукцию, спекулируют ею, естественно, по очень высоким ценам. Особенно резко в то время выступала газета “Новое время”. Так как все эти выступления могли привести к еще большему возбуждению общества, я обратился к главному редактору этой газеты М. А. Суворину дать мне возможность осветить на ее страницах истинное положение дел. Согласие я такое получил. И сразу же опубликовал одну за другой редакционные статьи. Тогда же у меня появилась мысль периодически помещать там свои статьи.

Во время моих активных контактов с газетой М. А. Суворин предложил мне купить триста паев товарищества “Нового времени”, чтобы таким образом дать Всероссийскому обществу сахарозаводчиков через печать защищать свои права и интересы. Общество давно уже хотело иметь свой печатный орган, и вот случай подвернулся, и не воспользоваться им было бы большой ошибкой. Я обратился к председателю правления Русского банка Л. Ф. Давыдову, в коем имелся крупный пакет акций Александровского товарищества сахарных заводов, с просьбой открыть кредит правлению Общества сахарозаводчиков для покупки тех самых трехсот паев “Нового времени”. Давыдов мое стремление одобрил, но так как сахарное дело находилось в руках А. Ю. Добраго, он предложил мне написать тому письмо и решить все вопросы. Вот это-то письмо и нашли при обыске в Киеве батюшинские сыщики. В нем они и усмотрели мое стремление подкупить прессу. Об этом полковник Резанов без промедления и известил М. А. Суворина. Если генерал Батюшин не мог обвинить меня в подкупе прессы, то вполне мог это сделать, мотивируя свое обвинение моим “желанием” подкупить прессу.

Докладывая министру земледелия графу А. А. Бобринскому о проведенных в правлениях сахарных заводов обысках и выемках, происшедшее я пояснил следующим образом: допустим, в окрестностях Петрограда (в верстах двадцати от него) была бы поставлена двенадцатидюймовая мортира, заряженная таким же боевым снарядом; кто-то, проходя мимо, дернул за затвор, произошел бы выстрел, ядро упало бы в Исаакиевский собор и разрушило его. Произведший выстрел сказал бы: “А я и не знал, что орудие это так далеко стреляет”. То же, по моему мнению, делает и генерал Батюшин – таким путем в данное время можно только разорить промышленность, а с ней и государство. Я побывал затем у министров финансов, торговли и промышленности и внутренних дел, и никто из них не знал, кто такой генерал Батюшин и на основании каких полномочий он действовал. У председателя Совета министров Бориса Владимировича Штюрмера я был вместе с Л. Ф. Давыдовым, председателем правления Русского банка для внешней торговли. Изложив подробно дело и возможные последствия, мы просили г. Штюрмера довести до сведения Ставки. Он, конечно же, пообещал, но ничего не сделал, так как вместе со своим секретарем Манасевичем-Мануйловым, состоявшим, кстати, осведомителем батюшинской комиссии, были заинтересованы в успехе ее “работы”.

10 октября 1916 года я был приглашен полковником Резановым на допрос “в качестве свидетеля” в его квартиру на Фонтанке, 90 (камера 90). С большим трудом поднялся я по грязной лестнице, пахнувшей кошками, на третий этаж, нашел нужную дверь, на которой красовался бумажный аншлаг “Комиссия генерала Батюшина”. Открыв дверь, вошел в приемную (полутемную переднюю). Единственным предметом мебели тут был грязный топчан, служивший лежанкой для находившегося здесь же жандарма.

Пришлось несколько подождать, но в назначенный час в переднюю вышел полковник Резанов и, отрекомендовавшись, попросил меня войти в следующую комнату. Там за простым столом, заменяющим письменный, сидел генерал Батюшин. Он поднялся мне навстречу. Был он небольшого роста, с головой грушевидной формы, с неподвижным лицом. Стальной цвет его глаз был пугающе неприятен. Генерал, нервно поправляя выдвигавшуюся вперед шашку, представился и попросил меня сесть на стул против него. Рядом с генералом присел полковник Резанов, человек среднего роста, в новеньком мундире военно-судебного ведомства.

От него пахло духами, на лице светилась улыбка, делающая его человеком “приятным во всех отношениях”. Он, я это знал, тоже активно сотрудничал в “Новом времени” и частенько помещал на его страницах стишки лирического направления. Он был на “ты” с генералом Батюшииым. Мне было с самого начала неприятно пребывать в этой компании. Принеся из соседней комнаты листы чистой бумаги, полковник стал записывать мои показания.

С первых же вопросов для меня стало ясно, что это допрос “по форме”, но не по “существу”, и сущность дела, по-видимому, мало интересовала и Батюшина, и Резанова. Расспросив меня, кто я и чем занимаюсь, а равно какие задачи Общества сахарозаводчиков, генерал резко заявил: “Я приказал арестовать ваших сахарных королей”.