У каждого парня есть сердце
Шрифт:
И не питали восторга по поводу идеи сделать для нас исключение.
Я постаралась не принимать это на свой счет. Скорее всего, это не имело ничего общего с тем, что
они волновались, как бы мы не помешали их обеду. Ведь так?
Стоя за ограждением, отделяющим нас от пишущей машинки секретарио, наш друг Инго
попытался на прекрасном итальянском объяснить, что причина, по которой мы с Бенджамином не
поженились в Лас-Вегасе, как все нормальные американцы, состоит
американцы. Что и жених, и невеста – безнадежные романтики, что я, в действительности,
большая поклонница (хотя на тот момент я еще не была автором) любовных романов, а
Бенджамин – поэт, стихи которого были не раз опубликованы, и что мы давным-давно решили:
если когда-нибудь мы все-таки решим пожениться, то свадьбу сыграем только в самой
романтичной стране в мире – в Италии.
Я затаила дыхание, ожидая, подействуют ли аргументы Инго. Разумеется, если бы мы вернулись
из Европы, не поженившись, это не стало бы КАТАСТРОФОЙ. Мы с Бенджамином не посвящали в
свои свадебные планы никого, кроме четырех не состоящих в родстве свидетелей из Нью-Йорка.
Мы собирались вернуться в США женатой парой и поставить наши семьи, души в нас не чаявшие,
перед свершившимся фактом состоявшейся свадьбы, с которым им придется смириться… и
который освободит нас от необходимости выбирать китайский фарфор или платья для подружек
невесты. Мы всегда можем попробовать снова, думала я, как-нибудь в другой раз…
Но это уже было бы не в Италии. Будучи бедным аспирантом (Бенджамин) и офис-менеджером
(я), мы накопили не так уж много денег и потратили на эту поездку все наши сбережения.
Вернуться в Италию в ближайшее время у нас бы не получилось.
К моему облегчению, я увидела, как убедительные аргументы Инго смягчили сначала секретарио,
а потом и мэра (это было чудом, учитывая каким похмельем страдал наш друг после всего того
prosecco, которое мы выдули предыдущей ночью на арендованной вилле– Факт Номер Пять).
Наконец, сокрушенно вздохнув, мэр отложил свой сэндвич и пояснил, что поженит нас в том
случае, если:
а) мы заменим переводчика на другого, одобренного комунной, который сможет подробно
рассказать нам, с чем именно мы соглашаемся, когда говорим «si»;
б) мы сделаем «добровольное пожертвование» в «Фонд детей»;
в) мы заполним еще парочку документов, – а именно формы certificatos di cittadinanza[1], – в
Генеральном консульстве США в Милане.
Поскольку это последнее условие влекло за собой поездку продолжительностью около четырех
часов в каждую сторону – Милан находился на расстоянии пятисот километров от
Пьетро – мы начали бурно возражать против него, настаивая, что в итальянском консульстве в
Нью-Йорке нам ничего не говорили об этой дополнительной форме.
Но мэр остался непреклонен. Он явно считал, что мы откажемся от нашей затеи, если придется
провести из-за нее весь день в машине. Потому что кто в здравом уме потратил бы целый день
отпуска в Италии, чтобы съездить туда и обратно в Милан? Это бы позволило коммуне Диано-Сан-
Пьетро спокойно заняться всеми теми делами, которыми они обычно занимались дни напролет,
когда не женили американцев… и которых, на мой взгляд, было кот наплакал.
Когда, смирившись, мы наконец согласились сделать все, что они потребовали, секретарио с
донельзя официальным видом заправил бумагу в печатную машинку и начал заполнять наш
запрос на certificato di matrimonio.
– И когда же, - задал он вопрос, - вы хотите пожениться?
Наш ответ последовал мгновенно:
– Первого апреля.
Секретарио продолжил печатать, потом неожиданно остановился, посмотрел на нас поверх очков
и спросил:
– Это шутка. Вы – кто вы это говорите? – нас разыгрываете, si?
Я покачала головой. Пожениться в Италии было идеей Бенджамина. Я же предложила сделать это
в День дурака, намекая на убеждение Бенджамина, что женятся вообще одни дураки.
Признаться честно, была в этом восхитительная ирония – осознавать, что когда мы после
церемонии пошлем телеграммы нашим семьям, они не поймут, действительно ли мы поженились
или это была первоапрельская шутка, пока мы не вернемся из Европы.
Ну, в двадцать шесть лет это казалось мне до боли смешным.
– Вы не шутите, - сказал секретарио.
Он опустил взгляд на клавиши машинки, стараясь сдержать улыбку.
Мэр подозрительно нас осмотрел, после чего прочел еще одну лекцию о том, что в Италии, в
отличие от Америки, к браку относятся очень серьезно.
Потом он снова взял свой сэндвич и сообщил, что первого апреля может поженить нас лишь в
девять утра, поскольку в десять он судит матч по футболу у мальчиков из Диего-Сан-Пьетро (Факт
Номер Шесть).
Мы заверили его, что будем в городской мэрии ровно в девять. Он посмотрел на нас так, как
будто подумал: «Ну да, конечно». Секретарио монотонно строчил на машинке, продолжая сам
себе улыбаться. Было очевидно, что ни один из них не верил, что увидит нас первого апреля.
Но комунна Диано-Сан-Пьетро, к сожалению, недооценивала, насколько упорной может быть