Шрифт:
На оставшиеся жалкие гроши снять удалось только тесную комнатушку под самой крышей. Когда они тащили огромный баул по скрипучей, почти отвесной лестнице наверх, на дне баула что-то опасно громыхало. «Вот сейчас брошу, сам потащишь! — шипел Эрик. Взъерошенный и давно не брившийся, он походил на дворового кота. — Кирпичей ты туда насовал?» Рауль, поддерживающий громадину снизу, в притворном ужасе распахивал глаза: «Там вся моя жизнь!»
Вопрос о кирпичах за время путешествия из Ниццы в Париж всплывал неоднократно и давно стал риторическим, равно как и ответ. В бауле действительно была вся жизнь Рауля Дюшана. Всё, что помогало ему на трудном
У нового жилища недостатков было хоть отбавляй. Невообразимая теснота, тараканы, воспринявшие новых жильцов как вторжение французской армии в стройные ряды пруссаков, отхожее место, запах из которого сбивал с ног еще на подходах, кухонька, до того запущенная, что буйно цветущая там плесень, похоже, обзавелась собственным разумом и готовилась на днях присылать послов доброй воли. Но были и преимущества. Числом два. Первое — хотя до последнего этажа с трудом доходила даже водопроводная вода, но зато ни соседи, ни хозяева до жильцов тоже не добирались. Второе — окна смотрели на юго-восток, и в квартирке было светло почти круглые сутки, впору принимать солнечные ванны. Конечно, от центра далековато, но и в этом, если напрячься, можно увидеть положительную сторону: полицейские старались как можно реже наносить визиты в эти края, что очень подходило компаньонам, неудачно завершившим сезон в Ницце.
Париж казался надеждой на счастливое разрешение финансовых трудностей.
План принадлежал Эрику: за неприглядным фасадом скрывался поистине великий мозг, порождавший идеи масштабные и трудновыполнимые. Вместе с тем, его обладатель, как многие непризнанные гении, временами страдал рефлексией. Рауль мало что знал о прошлом компаньона, не склонного распространяться о своей персоне, но из скупых намеков и случайно оброненных фраз скроил некое подобие биографии: безрадостное детство где-то под Руаном, мрачное взросление в цыганском таборе, обширная география скитаний в одиночестве. Талантов у Эрика при этом насчитывалось на десятерых. Самыми удивительными были два: золотые руки, способные как починить или построить, так и разобрать или вскрыть, и голос, приводящий в благоговейный транс. Всё это богатство, увы, в силу обстоятельств оставалось невостребованным у широких масс.
Позапрошлым летом судьба забросила Эрика в Марсель, потом в Ниццу, где он познакомился с Раулем и откуда началось их совместный, так сказать, творческий путь.
Рауль, в отличие от своего товарища, был красив, знал это и пользовался без зазрения совести. Тонкие черты лица, светлые волосы, нос, прекрасный что в профиль, что анфас, глаза в обрамлении пушистых ресниц, гибкая фигура и белозубая улыбка были по нраву как женщинам, так и мужчинам. Помимо внешности, которую компаньон не иначе как из зависти называл смазливой, Рауль обладал обширным кругозором, не вязавшимися с плебейским происхождением, а также был наблюдателен, сметлив, крайне прагматичен и твёрдо вознамерился обзавестись парочкой миллионов, желательно мелкими купюрами.
Итак, Париж.
О, Париж!.. Жареные каштаны, свежие круассаны, кокетливые шляпки, благочестивые буржуа. О, Париж!.. Кафе-шантан, каменные берега Сены, гулкие мостовые, насмешницы-горгульи нотр-дамского собора. Город, где так легко затеряться и где так легко разбогатеть!
План родился еще в Ницце, бессонной ночью в подполе одного притончика, под скрип половиц и писк мышей, когда компаньоны, томимые дурными предчувствиями, пережидали время до ближайшего поезда на север.
«Миллион
За несколько дней довольно утомительного путешествия в товарном вагоне план был огранён и отшлифован. В нём недоставало только незначительной детали — под каким видом попасть в театр, чтобы не получить по шее.
— Лучше всего прятаться где? — Рауль вздернул чётко очерченную (Эрик подозревал неестественное происхождение этой красивой линии) бровь. — Совершенно справедливо, дорогой компаньон. Прятаться лучше всего на виду. — И он протянул Эрику новостной листок, позаимствованный из конторки домовладельца. Там публиковались городские объявления о розыске, предложения купли-продажи-обмена, а кроме того — вакансии.
«В Опера Популер требуется специалист по хозяйственной части. Обязанности: надзор за помещениями, обеспечение противопожарной безопасности, надзор за трудовой дисциплиной. Оклад по результатам собеседования. Требования к кандидату: мужчина до 40 лет, без вредных привычек, опыт работы приветствуется».
Отправлять на собеседование решено было Эрика, так как Рауль придумал себе роль, позволяющую, при благополучном исходе, беспрепятственно входить в театр, не прикладывая к этому усилий по «обеспечению противопожарной безопасности».
Всё, что нужно, — загримироваться.
— Что это? — в почти благоговейном ужасе спросил Эрик, перебирая выставленные на маленький столик флакончики и баночки. Столик был убогий, как и вся мебель в комнате, и шатался так угрожающе, что компаньоны сжалились над страдальцем и подсунули щепку под одну из ножек.
— Не трогай! — погрозил пальцем Рауль, не отвлекаясь от созерцания своего лица в небольшом дорожном зеркальце. — Это мой хлеб. С маслом.
— И пармской ветчиной, — добавил Эрик. Но сказать это язвительным тоном не получилось, потому что желудок откликнулся на упоминание ветчины громким урчанием.
*
Ровно в одиннадцать часов утра Эрик, одетый в свой самый приличный костюм и в приглаженном парике поверх коротко стриженных волос, переступил порог Опера Популер. Он никогда не любил общаться с будущими жертвами, предпочитая работать с каменной кладкой, запорами и наборными замками сейфов — от этих полиция вряд ли дождалась бы свидетельских показаний. Так что, эту часть общего дела обычно возлагал на плечи компаньона с его фантастическим талантом проникать в любые места и брать в плен своего обаяния практически всех (по крайней мере, на время, которого хватало, чтобы Эрик добрался до своей цели). Но обстоятельства изменились.
В тесной приёмной перед директорским кабинетом уже собралось несколько человек, сразу одаривших новичка взглядами разной степени враждебности. Эрик в ответ многозначительно повел широкими плечами и без колебаний уселся на ближний к двери стул. Конкуренты на вакантное место попытались было возразить, но их возмущение было пресечено в один момент простым движением бровей, и когда очередной претендент вышел из кабинета с тоскливой миной на лице, Эрик сразу же поднялся. Очередь была не его, но он уверено оттёр в сторону остальных и захлопнул за собой дверь, заглушив оскорблённое «Да как ты смее…»