У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Салманов кивнул и придвинул табуретку к столу, мгновенно получив тарелку с супом. Степанова поставила электрический самовар кипятиться. Тщательно перемешала картошку в кастрюле и вновь накрыла крышкой. Приготовила заварку и присела рядом с мужиками, глядя, как они весело работают ложками:
— На второе у меня куриный окорочек, тушеный с картошкой. К картошечке прилагается капуста квашеная. Так что, всем положить?
Генерал и Олег махнули руками:
— Давай! Мы еще помним, как в деревне твои родители нас угощали картошкой из печки. Сама-то, что не ешь?
Марина положила мужикам второе, сама с улыбкой смотрела на них, подперев ладонью щеку:
— Я пока не хочу. Тут неподалеку магазин есть. Я утром сбегала, молока купила, сметаны. У бабули на улице домашней капустки приобрела. Оставайтесь, товарищ генерал, с нами до вечера. Я оладьи печь буду. Сейчас растворю.
Бредин вздохнул, отправляя в рот последнюю порцию картошки и повернулся к водителю:
— И рад бы, да дела не терпят. Как, Николай, умеет сержант готовить?
Солдат улыбнулся:
— Не то слово, товарищ генерал-полковник! Мне бы жену вот такую найти после армии и кум королю буду.
Генерал рассмеялся:
— Слышь, Марин, губа у парня не дура!
Бредин с водителем напились чаю и уехали, пообещав приехать через сутки. Руслан включил телевизор в холле на первом этаже. Олег остался в кухне, хотя Салманов предложил ему пройти и послушать новости. Он сидел и молчал, чутко прислушиваясь к звукам. Иногда спрашивал, что она делает. Марина помыла посуду. Растворила оладьи и подошла к полковнику:
— Пойдем, я тебя в комнату уведу. Переодеться помогу.
Взяла за руку. Подхватила чемодан, так и стоявший у двери. Олег расслышал шорох и попросил:
— Давай чемодан мне, я все же мужчина, хоть и слепой. Сила-то осталась.
Она не стала спорить. Салманов внимательно смотрел, как она вела его наверх. Марина поселила Шергуна в комнате напротив своей. Предупредила:
— Если что-то потребуется ночью, я напротив сплю. Ты не стесняйся.
— Хорошо.
Степанова распаковала его вещи. Протянула полковнику спортивный костюм. Он переоделся, а она развесила форму на плечиках. Осмотрев ворот рубашки, отложила в сторону, чтобы постирать. Притащила утюг и стащив покрывало с кровати, погладила рубашки, все время разговаривая с Олегом. Он расспрашивал ее об операции, уточнял детали. Тихо спросил:
— Этот парень тоже не устоял перед твоими чарами?
— С чего ты взял?
— Евгений сказал, что ты побоялась оставаться с ним один на один. На тебя не похоже. Он тебе нравится?
— В какой-то мере. Тут другое, Олег… То ли это возраст, то ли что, я и сама не пойму. Сдаться боюсь. Пожалеть, а потом покаяться.
— Как со мной?
Она подошла и провела рукой по его волосам. Дотронулась пальцами до шрамов на правой щеке. Вздохнула:
— С тобой все по-другому. Я никогда не пожалею, что случилось между мной и тобой. Когда ты умирал, знаешь, что у меня перед глазами было: грудь твоя, плечи и губы. Я молила Бога оставить мне тебя, чтобы повторить ту ночь.
Он судорожно сглотнул, все поняв. Хрипло спросил:
— А как же Силаев?
Марина наклонилась и прижалась к его губам. Провела рукой по широкой груди и отстранилась:
— Завтра я баню истоплю. Париться пойдешь?
Он улыбнулся:
— С тобой пойду. Хоть гарантия будет, что не ошпарюсь.
Закончив с глажкой, оба спустились вниз. Усадив Шергуна в кресло, Марина разожгла камин и пояснила мужчинам:
— Протопится и я оладий напеку на углях.
Притащила чугунную сковородку, бутылку растительного масла и кастрюлю с тестом. Посмотрела на Салманова:
— Руслан, пожалуйста, принеси три тарелки и сметану из холодильника. А также прихвати лопаточку. Сейчас будет дело, только успевай переворачивать!
Она расстелила слева от камина газету, поставила на нее тарелку и масло. Сковородку поставила на угли, старательно разровняв их. Масло вскоре начало шипеть. Марина быстро шлепнула в жир пять комков теста. Через полминуты перевернула. Уже через пять минут она раскраснелась от огня и жара. Салманов удивленно глядел на женщину:
— Я никогда не думал, что оладьи можно печь и в камине!
Шергун рассмеялся:
— О том, как Маринка плов сварганила в Афганистане, один человек никак не может забыть!
Степанова замерла и повернулась к нему на мгновение:
— Откуда ты об этом узнал?
— Жигулев проболтался. Он несколько лет над тем рецептом бьется. Никак не может вспомнить, что за чем ты клала. У него рисовый клейстер получается. По фирменным рецептам делал — вкус не тот!
Женщина взвизгнула от радости:
— Гена! Где ты его видел?
— В госпитале. Язва у него. Разговорились, вот он и рассказал, как только узнал, что я тебя знаю. Привет просил передать.
Степанова тихо спросила:
— Совсем плох, да?
— К операции готовили…
— Когда отсюда выберусь, надо будет навестить… Столько лет прошло, а он помнит. Смотри, Олег, как судьбы наши переплетаются иной раз…
Салманов спросил:
— Марина, значит ты в Афгане воевала? В каком году, если не секрет?
Шергун почувствовал, что женщина колеблется и посоветовал:
— Да скажи ты ему, Марин! Это же давно перестало секретом быть.
— С начала восемьдесят первого и до восемьдесят седьмого. А что?
— Ты ведь Искандер? Я правильно думаю? Помнишь такого сержанта-десантника Максима Заславского? Ты их роту с какой-то скалы на перевале прикрывала. Командиром у них был капитан Яблоков. Выражение свое помнишь, «а хаха, не хохо»?
Марина вспомнила, как десантники после боя хотели ее разоружить и улыбнулась. Плюхнула последнюю партию теста на сковородку. Не оборачиваясь, спросила: