У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Мужчины встали, соприкасаясь рюмками с маленькой женщиной. Выпили и сели на места. Разговор на какое-то время прервался. Шергун нарушил его:
— Женя, прикажи привезти пуленепробиваемые стекла и поставить их на окно с внутренней стороны. Думаю, хирург не станет возражать. Так безопаснее для Марины. Я слышал выступление. Она кинула вызов всем сразу. У нее на лбу автоматически появилась мишень. Операторы и журналисты, было слышно, радовались ее словам, но политики ей этого выпада не простят.
За столом воцарилось молчание. Генерал достал мобильник из кармана форменных брюк
— Бредин говорит. Установить бронебойные стекла в палате Степановой. Утроить караул на входе. Каждого входящего на территорию госпиталя тщательно проверять. Установить металлодетекторы на входе в корпус. Без досмотра пропускать лишь тех, кто внесен в список Марины. Срок исполнения — два часа.
Он забил трубку в карман:
— Ты прав, Олег. Мне надо было побеспокоиться об этом заранее, но я выпустил из виду окна. Стал полностью штабным…
Швец спросил:
— Евгений Владиславович, мы слушали выступление. В том числе и ваше. Это правда, что Маринка вами командовала? Что-то не верится…
Генерал взглянул в лицо спецназовца:
— Если бы она командование на себя не приняла, мы бы все в огне остались. Спроси мою жену, она подтвердит. Тамара, скажи свое веское слово!
Бредина вздохнула, обведя печальными глазами собравшихся:
— Я в бою ничего не понимаю, но даже до меня дошла истина, что именно Марина не позволила нам погибнуть. Да, Женя подчинялся ее приказам и я ничуть не осуждаю его. Если бы он стал спорить в тот момент, доказывая, что он выше по званию, я бы перестала его уважать, так как по-женски чувствовала правоту Марины. Заслуга ее, а не моего мужа, что из семи собравшихся погиб лишь один и то из-за неопытности…
За столом воцарилась тишина. Мужчины «переваривали» услышанное. Шергун разорвал тишину, спросив:
— Мужики, пора бы заполнить посуду. Ну, ладно, я не вижу! А вы то что сидите, словно мумии? Наш кандидат еще и подгонять вас должен? В общем, я беру слово…
Олег встал, опираясь рукой на плечо сидевшей рядом жены:
— Марина, ты устроила мое счастье, заставила меня поверить, что не все кончено. Тянула, как могла, как чувствовала своим женским сердцем. Ни для кого не секрет во всей армии, что ты тоже любишь. Мы бы хотели погулять на твоей свадьбе и увидеть тебя счастливой. Я бы хотел выпить за твое женское счастье. Чтобы Костя твой к тебе живым и здоровым вернулся. Будь счастлива!
Зоя направила его руку к рюмке Марины. Говор за столом становился все оживленнее. Швец вовсю болтал с хирургом, подробно рассказывая об операции в Дуба-Юрте. Врач смеялся, слушая, как Степанова обманула опытный спецназ. Капустин разговорился с Бутримовым и Климом Сабиевым, тихонько расспрашивая мужиков о Марине. Генерал расспрашивал младшего сержанта Оленина о сложившейся ситуации в Чечне. Тамара Бредина с интересом расспрашивала Зою Шергун о деревенской жизни. А Марина разговаривала с Рахмоном Мухаметшиным, Юрием Скопиным и Олегом Шергуном. Налили по третьей. Степанова встала:
— Я понимаю, что нарушаю традиции спецназа. Этот тост всегда пили молча и все же скажу… Мне приходилось терять друзей и любимых. Я видела, как умирают мальчишки-солдаты и умудренные
Встали все, даже женщины. Не чокаясь, выпили. Шум за столом не умолкал. Разговоры становились все более оживленными.
Прошло два часа. В дверь постучали. На пороге стояли трое солдат с огромным стеклом, странным прибором, похожим на дрель и сварщик из гражданских. Двое солдат втащили вслед за ним газовый баллон на колесах. Старший, ефрейтор, вскинул руку к козырьку:
— Товарищ генерал-полковник, ефрейтор Ивашкин прибыл с отделением хозобслуги, чтобы поставить бронестекло в палате. Металлодетекторы устанавливаются. Все уже согласовано с начальником госпиталя. Вот разрешение. Разрешите приступить?
Ефрейтор протянул генералу бумагу, а тот передал ее хирургу. Бредин кивнул:
— Приступайте!
Елена Константиновна после окончания по телевизору пресс-конференции, устроенной дочерью, плакала, уткнувшись лицом в спинку кресла. Спецназ, присланный для охраны, ничего не мог понять. Все сказанное было правдой. Муж попытался узнать, в чем дело. Дотронулся до плеча ладонью. Жена резко развернулась и зло крикнула ему в лицо:
— Это ты виноват! Ты позволил ей стать мужчиной. На стене не было портрета Президента, как у всех нормальных людей, кто баллотируется в кандидаты! Зато она нашла где-то изодранное знамя и повесила на стену! Она резко говорила с представителями прессы. Ругала депутатов и этого журналиста…
Иван Николаевич взглянул в лицо жене. Отошел в сторону и уже оттуда резко прервал ее:
— Значит, заслужили! Маринка все правильно говорила! Ты когда в последний раз пенсию получала? Мы живем на деньги дочери. Я рад, что она не сломалась. Хватит, Елена, упрекать меня! Нашей Мариной гордиться надо, что она не боится правду сказать даже Президенту! Я буду голосовать за нее, да и в деревне, наверняка, поддержат дочь. Если бы я позволил воспитывать ее, как тебе захочется, ты бы получила сегодня проститутку Чулкову. Ты этого хочешь? Я никогда не говорил с тобой так, но ты никакого права не имеешь осуждать нашу дочь. Ее начальство ценит, иначе не прислало бы нам в охрану этих парней…
Иван Николаевич кивнул в сторону спецназовцев. Мужики все это время молчали и лишь наблюдали за ссорой супругов. Коля Скворцов тихо сказал:
— Вы не правы, Елена Константиновна. Армия перестала верить в Президента еще год назад. А изодранное знамя, как вы сказали, кровью полито. Обильно! И Маринкина кровь на нем тоже есть. И кровь эта была пролита по вине тех, за кого вы сейчас заступаетесь. Марина Ивановна жизнью теперь рискует больше прежнего…
Его прервал Сашка. Все это время он переводил взгляд с лица на лицо и вдруг вскочил на ноги. Глядя в лицо бабушки черными блестящими глазами, мальчишка яростно крикнул: