У каждого своя война
Шрифт:
– Дурак! Я тебя что спросил?! Зачем мне твой крестик?! Бык тупоголовый!
– Извините, господин!
– В этой бумаге, что я тебе дам, написано: что я, Маттео Джованьолли, заместитель коменданта замка Льюченце, принял узника. Дальше стоит моя подпись и дата. Запомнил?!
– Запомнил, господин!
– Слава Богу! А теперь…
Договорить ему не дал договорить мой меч, упиравшийся острым концом в шею одного из стражников. Второй солдат уже хрипел, пытаясь остановить кровь, бьющую из перерезанного горла. Он еще стоял на ногах, но его смерть была делом нескольких секунд. Убрав меч от шеи стражника, я шагнул к столу, за которым сейчас сидело трясущееся от страха
– Хочешь жить? Тот усердно и часто закивал головой, не сводя с меня молящего взгляда.
– Тогда успокойся и слушай меня внимательно.
Заместитель коменданта опять закивал головой, но тут раздался шум упавшего тела и его взгляд невольно переместился мне за спину. Я недовольно посмотрел на главаря, стоящего с окровавленным ножом над телом второго стражника: – А потише, что нельзя?
Тот в ответ только виновато пожал плечами. Я снова перевел взгляд на труса, а тот все никак не мог оторвать взгляда от трупов.
– Ты, урод, лучше на меня смотри, если жить хочешь!
– Пощадите, милостивый господин. Не убивайте меня! Ради всего святого! У меня семья, дети! Проявите милосердие! До конца жизни буду за вас Бога молить! И детям своим…!
– Заткнись! Ты пока еще ничего не сделал, чтобы что-либо мог у меня просить!
– Да, господин! Сделаю все, что скажете, добрый господин! Все! Только скажите! Я…!
– Где камера графини Беатрис ди Бианелло?
– Она наверху, господин! Наверху!
– Где наверху, придурок?
– На верхнем этаже, добрый господин! Я отведу вас к ней! Отведу! Вы меня можете закрыть в ее камере! Никому ни слова не скажу! Клянусь!
– Сколько там охранников?
– Только один! А днем их двое! Сейчас…!
– Не понял!
– Э – э… Господин, не гневайтесь! Двое солдат, это потому что так удобнее пленников кормить. Один солдат дверь открывает и смотрит, чтобы все было в порядке, а второй тем временем еду заносит в камеру. Так положено, господин!
– Сколько солдат в крепости?
– Э… Два десятка, наверно. Точно не знаю, господин. У сержанта, начальника охраны, надо спрашивать.
– Пошли!
Только мы стали подниматься по лестнице, как я неожиданно почувствовал волнение оттого, что сейчас увижу Беатрис. Я вдруг почувствовал себя сопливым мальчишкой, идущим на свое первое свидание. Даже напряжение, державшее меня все это время в своих цепких лапах, как-то стушевалось перед душевным волнением и отступило куда-то вглубь, но только мы успели пройти лестничный пролет, как неожиданно раздался топот многочисленных солдатских сапог, доносящийся снизу. Дробясь, он отдавался гулким эхом от каменных стен.
– Что это?! – спросил я у заместителя коменданта.
– Солдаты, господин.
– Это я и сам понял! Почему они бегут?!
– Не знаю, господин.
Главарь, который до этого придерживал того за рукав, резко развернул заместителя коменданта к себе лицом и приставил к горлу нож, затем злобно прошептал:
– Даже не думай кричать. Только открой рот, как я вспорю твой живот, затем вытащу кишки и забью тебе их в рот вместо кляпа! Понял?
Заместитель коменданта пытался что-то сказать, но страх, перехватив его горло, не дал ему этого сделать. Я же лихорадочно пытался прокачать ситуацию. В чем ошибка? Может какой-то узник стал дебоширить и они бегут его усмирять? Но логика мне подсказывала другое: нет шума и их слишком много для одного смутьяна. Значит, бегут по наши души. Я предусматривал вариант прорыва с графиней через охрану во дворе, а вот подобного поворота событий…
Сейчас мы стояли на площадке третьего этажа. Это было самое подходящее место держать
Злобно оскалившись, бандит оттащил назад, за мою спину, заместителя коменданта, который, судя по его виду, был готов упасть в обморок. Я достал меч и несколько раз махнул им, разминая руку, после чего замер в ожидании. Ждать пришлось недолго – на лестнице показалось не меньше десятка солдат во главе с сержантом в кирасе. Увидев меня, солдаты остановились. Быстро сосчитал их. Десять человек. Много! Но хуже всего было другое – три шедших сзади стражника держали в руках алебарды. Сержант только открыл рот, как я его опередил:
– Заместитель коменданта у нас в руках! Одно движение и ему перережут горло!
Реакция солдат на мои слова оказалась не та, что я ожидал. На напряженных лицах стражников появились ухмылки.
«Похоже, этот трус основательно всех достал, и они не прочь, если тому, в самом деле, перережут глотку». Сержант сделал два шага вперед:
– Освободите заместителя коменданта и сдайтесь! В противном случае пощады не ждите! И не рассчитывайте на помощь! Ваши сообщники – мертвы! «Если так, то нам конец!».
Самое странное было в том, что я ничего не чувствовал. Словно не я, а кто-то другой сейчас будет сражаться и, возможно, умрет. Мое отстраненное молчание сержант, очевидно, принял за растерянность и был готов к продолжению переговоров, как в следующее мгновение его горло пронзило острие моего клинка. Выдернув меч, я с диким ревом бросился на оторопевших солдат. Это были люди, привычные к битвам и крови, но страх объял их души, что они все шарахнулись от меня, отступив вниз по ступеням. Вторым умер солдат, стоявший сразу за сержантом. Когда тот попытался вывернуться из-под падавшего на него командира, мой меч стремительно упал ему на плечо, прорубая металл, кость и плоть. Его дикий вопль, слившись с моим ревом, заставил солдат отступить еще на шаг, но к этому моменту они уже пришли в себя, ощетинившись мечами и алебардами. В атакующем порыве я еще отбросил один меч, ударил по другому лезвию, но уже в следующий миг мне пришлось отскочить в сторону, пропуская мимо острие алебарды. С этого момента я начал отступать, с трудом отбивая удары мечей солдат и выпады алебардистов.
Я чувствовал себя, словно меня обманули, и это чувство трансформировалось в бешеную, дикую ярость. Отступив на площадку и получив возможность для маневра, я рубился словно в каком-то неистовстве. Еще один солдат с протяжным стоном рухнул мне под ноги, когда, залитый кровью, я получил сильный удар алебардой по каске, отдавшийся в голове протяжным звоном. В глазах у меня помутилось, и я рухнул на грязный, залитый кровью, каменный пол.
Очнувшись, я сразу пожалел об этом. Малейшее движение головы или руки приносило мучительную боль, но, несмотря на изломанное тело и подкатывающую волнами к горлу тошноту, скрипя зубами, я сумел все же сесть на охапке соломы, опершись спиной на стену. Холод стены в какой-то мере помог снять часть боли и в то же время заставил меня мерзнуть. Спустя время, мне пришлось поменять позу, и сжался на охапке соломы. Постепенно я привел свои мысли в порядок и попытался разобраться в том, что произошло. Как я не крутил различные варианты, но все они сводились к одному и тому же выводу: нас предали. Но кто?