У каждого своя война
Шрифт:
Палач тут же засуетился, закричал на подручного. Я инстинктивно попытался отодвинуться, затем отдернуть руку, но не смог.
Боже, как это больно! Первым это ощутили пальцы, потом ладонь, запястье и за какую-то секунду она превратилась в сгусток обжигающе – горячей пульсирующей боли! Следом за рукой «запылала» моя голова, так как миллион осязательных нервов в кончиках пальцев разом послали панические сигналы моему мозгу. Я видел, как вспухают волдыри от ожогов, видел, как пальцы помимо моей воли начали скрючиваться, словно береста на огне. Дергаясь всем телом, я извивался, давился собственным криком, пока разум, не выдержав потока, залившей его боли, не отключился.
ГЛАВА 14
НЕОЖИДАННАЯ
Очнулся оттого, что кто-то окунул мою левую кисть в расплавленный свинец. Я попытался стряхнуть его – взмахнул рукой, что заставило меня открыть глаза и окончательно прийти в себя. Я лежал на охапке соломы в грязной и вонючей тюремной камере. Не успел я это осознать, как боль набросилась на меня словно злобный зверь с острыми клыками, рвя мою руку на части. Моего терпения хватило ненадолго, после чего я кричал и выл от боли, колотил ногами в толстые доски двери. Вспышка быстро сожрала мои последние силы, и я потерял сознание. В чувство меня привела струйка жидкости, льющаяся мне в рот. Автоматически сделал несколько глотков, и меня чуть не вытошнило. Хотел отстраниться, но в следующую секунду понял, что не могу, так как я прислонен спиной к стене, а край кружки снова уткнулся мне в губы. Приоткрыл глаза. Надо мной стоял солдат с факелом, а рядом, одной рукой приподняв мою голову, а другой – держа кружку у моих губ, склонившись надо мной, стоял незнакомый мне человек. Длинные черные волосы с обильными прядями седых волос, свешиваясь, скрывали его лицо, поэтому кроме крючковатого носа, торчащего среди них, я ничего толком не смог разглядеть. Когда незнакомец увидел, что я очнулся, то сказал:
– Пей, маленькими глотками. Это маковый отвар. Он поможет тебе справиться с болью. Перестав сжимать губы, выпил все до конца.
– Кто ты?
– Лекарь. Мэтр Агостино Донатто. Теперь давай посмотрим твою руку.
Я с немым удивлением наблюдал за его действиями. Изумление было настолько велико, что в какой-то мере даже отодвинуло боль в сторону, сделав ее менее злой. Не успел лекарь уйти, как пришел стражник и принес обед. Заглянув в миску и увидев, что в ней не еле теплая вода с плавающим кусочком вареной рыбы, а настоящая мясная похлебка, к которой был приложен большой ломоть свежего хлеба, я удивился еще больше. Правда, по мере насыщения, когда боль и голод несколько притупились, голова сама по себе начала работать и когда я обнаружил в кувшине вместо воды вино, я уже пришел к некоторым выводам, которые подтверждали мою версию. Последним подтверждением стал ответ солдата на мой вопрос: – Чем я заслужил подобную милость?
– Не знаю ничего. Приказ коменданта.
Спустя час дверь в камеру снова открылась, и вошел комендант, держа в руке факел. Оставив за порогом сопровождающего его стражника, он закрыл за собой дверь. Подойдя вплотную ко мне, он сказал:
– Сын мне все рассказал.
– Не знаю, о чем вы говорите.
– Гм. Меня такой ответ устраивает.
Я смотрел на суровое лицо старого воина и с нетерпением ждал, что мне тот скажет дальше. Именно от него зависело: жить мне или умереть.
– Лекарь сказал, что его мази и снадобья поставят тебя на ноги уже через неделю.
– Ему виднее.
– Послушай, тут вот какое дело… Гм. Сын слишком поздно сказал о… Короче, я не могу отпустить тебя просто так, потому что уже сообщил городскому совету о нападении на тюрьму. Уже приезжал советник из мэрии и привез бумаги. И ты, и твои люди приговорены к смерти.
– Без суда?!
– Без суда! – сказал, как отрезал комендант.
Мне стало ясно, что здесь не обошлось без него. Он испугался, что я не выдержу и расскажу под пыткой об участии его сына. Только этим можно было объяснить поведение коменданта при пытке и вот эти его слова о заочном суде.
«Тогда как понять приход лекаря и еду? Какой в
Несмотря на мое кажущееся равнодушие, мне очень сильно хотелось задать коменданту этот вопрос, прямо в лоб, но я не посмел. Хотел оставить себе надежду.
– И все же я хочу помочь тебе. При этих словах у меня застучало сердце. От радости.
– Помогите.
– К этому разговору мы вернемся через неделю.
Еще через час меня перевели из моего каменного мешка в камеру с окном. Правда, это было не то окно, как его следует понимать, а узкая бойница, но уже то, что я мог видеть солнечный свет и дышать не спертым и сырым воздухом, а свежим ветерком, несущим свежесть и запахи природы, стало для меня настоящим источником радости. К тому же я нередко слышал звуки. Правда, это были, в основном, птичьи трели. Трудно долго радоваться чему-то, особенно когда тебя приговорили к казни, но меня ко всем этим приятным переменам в моей жизни, поддерживала надежда. Хотя с другой стороны все чаще меня стали мучить ночные кошмары, где главным ужасом стал человек с топором и в маске – палач. Я нередко просыпался в холодном поту, а потом долго не мог заснуть, но, несмотря на это, силы мои восстанавливались день ото дня. К тому же визиты лекаря и разговоры с ним в какой-то мере скрашивали условия моего содержания. Так прошла неделя. Хотя я ждал прихода коменданта, но его визит все равно оказался внезапным. Как только он вошел, я встал на ноги. С минуту мы меряли друг друга взглядами. Старый солдат не выдержал первым и отвел глаза.
– Значит так. Через четыре дня, в воскресенье, на Большой Базарной площади состоится казнь. Кроме вас еще будет трое преступников. Вас троих должны повесить, грабителя и убийцу, промышлявшего на большой дороге – колесовать, а двум ворам отрубят правые руки.
Хотя виселица для этого дикого времени считалась наиболее гуманной казнью, по крайней мере, если сравнивать ее с тем же колесованием, где преступнику палач ломал ломиком руки и ноги, после чего оставлял умирать распятым на колесе, само упоминание о ней вызвало у меня холодные мурашки, которые побежали по спине, вдоль позвоночника. Все же я постарался придать себе равнодушный вид и сказал:
– Вы меня здорово подбодрили, господин комендант.
– Говорю, как есть. Я уже знал, что кроме меня в живых остался главарь бандитов и Игнацио.
– Теперь слушай меня внимательно. Возница везет преступников каждый раз одной и той же дорогой. Так будет и на этот раз. На улице Медников, в самом ее конце, есть отличное место для засады. Можешь мне поверить. Я два десятка лет ел хлеб наемника, так что… Впрочем, это лишнее! Скажи лучше: у тебя есть друзья, которые могли бы тебя спасти?
– Интересный вопрос. Что, сделали не три, а больше виселиц? Некем заполнить?
– Не понял. О чем ты?! А! Понял! Нет! Хотя в осторожности и здравом смысле тебе не откажешь. Впрочем, верить тебе мне или не верить, это твое дело, на кону стоит не чья-либо, а именно твоя жизнь. Другой бы уже цеплялся за эту возможность, а ты… Впрочем я понимаю тебя. Как солдат солдата!
Всю эту неделю я пытался понять поведение коменданта, но его логика оставалась для меня закрытой. И теперь я решил: хватит!
– Зачем вы это делаете?!
– Я все ждал, когда ты мне задашь этот вопрос? Из-за сына. Я пообещал ему, что сделаю все, что можно для твоего спасения. И в какой-то мере из чувства благодарности за твое молчание.
Я удивленно посмотрел на него, так как в его чувство благодарности ко мне я точно не верил. Этот ветеран был из той породы наемников, которые считали, что решение всех проблем – это меч. В более поздней истории подобные ему люди взяли за основу следующее выражение: «нет человека – нет проблемы». Слова другие, а суть та же.