У каждого своя война
Шрифт:
Пережитое мною, а плюс еще постоянная боль в руке, отстранили в сторону образ Беатрис. Только сейчас я снова мог думать о ней в полной мере, а не вскользь, вспоминая время от времени. Хотя именно она стала причиной моих тяжелых испытаний, я даже в первые дни своего заключения, когда дикая боль, чуть ли не сводила меня с ума, не держал на нее зла.
«Судьба странным образом свела нас вместе. И вот теперь… – тут я неожиданно услышал шаркающие звуки. Повернул голову. К нам приближалось двое больных проказой. Бросил быстрый взгляд на палку, прислоненную к моему лежаку. Хорошая, массивная палка. Врезать такой – мало не покажется! Снова перевел взгляд на прокаженных. Те, сделав еще пару шагов,
При звуке моего голоса Игнацио открыл глаза, а затем рывком вскочил на ноги. В следующую секунду в его руках оказалась палка. Все это испугало прокаженных, и они начали отступать.
– Эй! Чего хотели?
– Хлеба, если можно, – промолвил больной в пятнах и язвах, а спустя секунду добавил, – добрый господин.
– Голод… совсем замучил, – сказал урод. – Окажите милость Божью.
– Посмотри в корзине, – обратился я к русичу.
Тот порылся, затем достал большой каравай хлеба, кусок сыра, пару кусков жареного мяса, оливки и две больших кисти винограда. Помимо меха с вином еще оказался кувшин с водой. Прокаженные как загипнотизированные уставились на еду. Игнацио посмотрел на меня.
– Дай им половину хлеба и сыр, – сказал я ему, а потом обратился к больным. – Отойдите в сторону! Сейчас он положит еду, на вон тот, дальний лежак, а вы потом ее заберете.
Больные торопливо попятились, не сводя глаз с выложенных продуктов. Игнацио отнес и выложил на лежак хлеб и сыр, после чего торопливо вернулся к своему месту. Жадными и суетливыми движениями больные лепрой расхватали оставленную еду и тяжелой, неровной походкой отправились к своим лежакам. Пока те ели, мы тоже решили перекусить. Закончив с едой, некоторое время сидели, думая каждый о своем. В этот самый момент снова раздались шаги. Мы оба повернули голову к незваному гостю. Он подошел и стал на том же самом месте, где до этого стояли его собратья по несчастью. Только он поднял низко опущенную голову, как я вскочил с лежака, словно меня пружиной подбросило. Болезнь в нем только начала развиваться и поэтому еще не затронула черт лица.
– Это вы?!
– Да, Томас Фовершэм, это я.
Передо мною стоял… граф Анри де Сен-Жак, однорукий, с синевато-багровыми пятнами на изможденном до крайности лице.
– Глазам своим не верю.
– В другое время я бы то же самое сказал, но теперь… Впрочем, ты мне лучше скажи, как здесь оказался? Задание?
– Нет, граф. Я, если честно сказать, здесь, – тут я покосился на Игнацио, который с явным любопытством прислушивался к нашему разговору, – по своим, личным делам.
– Значит… – тот задумался, явно не зная продолжать ему говорить или нет, – ты здесь не из-за меня?
– Нет.
– Впрочем, какая теперь разница. Я считай так и так мертвец, – с этими словами человек, бывший некогда графом Анри де Сен-Жак, развернулся и пошел к своему месту.
Мне хотелось узнать, что с ним произошло, я даже собрался его окликнуть, но в последний момент передумал. Захочет – сам скажет, не захочет… Все равно через несколько дней наши пути разойдутся. И на этот раз окончательно. Я лег
«Судьба странно сводит людей вместе. Сначала наши пути пересеклись с Лордом, теперь вот с… графом. Значит, он выжил во время нападения этого бандита на замок. А может, он был тем человеком, которого пытал Лорд, чтобы получить сведения? Нет. Лорд еще та сволочь, он бы не выпустил свою жертву из своих лап, пока не замучил бы окончательно. Тогда, как он стал таким? Ладно. Отложим. Может сам скажет. Хотя… Он же сам мне только что сказал, что в бегах, прячется от Хранителей. И что он мог совершить… Да все что хочешь! Взял да плюнул в суп главе Хранителей! Вот и причина! Хотя все может быть намного проще: подцепил проказу и его просто выгнали. Нет, это не проходит. Он богатый человек и жил бы сейчас у себя в замке, а не в этой… дыре. Ладно, чего гадать? Утро вечера мудренее».
С утра мы с Игнацио плотно позавтракали, не забыв поделиться едой с прокаженными, после чего вышли и построились в колонну по двое, после чего под оглушительный треск трещоток отправились на рынок просить подаяние. Так прошло несколько дней, пока поздно вечером не появился Джеффри и не сообщил, что через день, в воскресенье, прокаженных поведут к городским воротам просить милостыню.
– Я буду ждать с лошадьми за городом у большого дуба, после того как колокол ударит полдень, – предупреждая мой следующий вопрос он тут же пояснил. – Он один там такой растет на обочине. Мимо него никак не пройдете.
На следующий день, сразу после того как ушли прокаженные с едой, которые теперь каждый вечер клянчили у нас продукты, неожиданно появился граф. Он подошел и попросил у меня вина. Кружка у нас была только одна, и отдавать больному проказой мне ее не хотелось, поэтому я решил отдать ему почти опустошенный бурдюк. Я сразу заметил, что он какой-то не такой. Его щеки горели ярким румянцем, а движения были то замедленные, то излишне резкие, словно он не всегда понимал, что ему делать. Положив бурдюк, я быстро вернулся на свое место и был уже готов забыть о его приходе, как он, взяв вино и готовый уйти, вдруг неожиданно остановился и снова повернулся ко мне. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, пока он вдруг не спросил:
– Не хочешь поговорить?
Несколько озадаченный подобным предложением, так как уже не ожидал услышать от него подобное предложение, я все же сказал:
– Гм. Давай.
Мы вышли из барака, и отошли в сторону. Я думал, что он начнет сразу говорить, а вместо этого он жадно присосался к бурдюку, но, успел сделать несколько глотков, как у него начался кашель. Тот бил его, душил и выворачивал наизнанку. Последний его спазм был таким мощным, что согнутый в три погибели граф не удержался на ногах и упал боком на траву. Несколько минут его тело содрогалось, и только потом приступ стал ослабевать. С минуту он отхаркивался, лежа на земле, потом с трудом сел. Его губы и подбородок были в крови.
«Блин! Так у него туберкулез! Где его так угораздило? Проказа, руку потерял, а вот теперь «чахотка». Как говориться: повезло, так повезло!».
Еще минут пять прошло в молчании, после чего де Сен-Жак с надрывом в голосе сказал: – Может ты и прав.
– В чем я прав?
– Вино. Напиться и утопиться.
– Ничего подобного не говорил. По-моему, у тебя бред начался!
– Бред? Нет. Я точно знаю! Это все вы бред несли! Запутать думали? – он быстро повернул голову ко мне.
Некоторое время смотрел на меня, но ощущение было такое, что он словно смотрел сквозь меня, затем через минуту он очнулся и пришел в себя. Это я понял по его последующим словам: – Где вино? Ты обещал мне вино! Где оно?