У неё была слишком хорошая память
Шрифт:
***
У себя дома Толстяк Морган перечитывал благодарственное письмо любезной хозяйки из Ножан-сюр-Верниссон. Он уверял ее, что в ближайшее воскресенье претворит в практику кулинарную науку и постарается быть достойным его очаровательной учительницы. Как все толстяки, Джордж-Герберт был сентиментален и легко и незаметно от учтивости переходил к нежности. Последние строчки его послания были почти признанием в любви, но это не должно было смутить получательницу письма, которая знала, что всему причиной языковые «ловушки», в которые попадает иностранец, не знающий тонкости французского языка. На самом же деле старший инспектор испытывал потребность в таких излияниях. Он так как следует и не использовал несколько часов, в которые мог бы отдохнуть. Толстяк не мог хорошо спать, когда в голове у него были мысли, связанные с делом. С двадцати пяти лет он делал различие между делами, расследуя которые, по его убеждению, он защищал честных людей, охранял общество, к которому
Джордж-Герберт запечатал письмо, написал адрес и с трепетным удовольствием вывел слово «ФРАНЦИЯ», потому что оно было для него синонимом отпуска, хорошего отдыха, милых людей вокруг прекрасно сервированных столов, круглый год исполняющих ритуалы старой религии, к которой он с гордостью приобщался. Полицейский вздохнул и от сострадания к своим соотечественникам, которые по невежеству и по традиции были далеки от того, что один французский публицист в своей книге,. представляющей собой руководство по кулинарному искусству, называл «самым сладким из грехов».
Толстяк Морган подошел к окну и бросил взгляд на лондонское небо, которое показалось ему более печальным, более серым оттого, что он только что думал о небе Франции. Дождя не было, но что-то вроде измороси оседало на мостовую, отчего она становилась скользкой. Что в эти минуты мог делать Стефен Морис? Инспектор как-то сразу вернулся к окружающей его действительности и отвлекся от французских воспоминаний. Стефен Морис не был похож на бандитов, за которыми гонялась полиция. Однако если будет доказано, что он совершил убийство, он пойдёт на виселицу, потому что ни у кого нет права покушаться на жизнь другого. Это бесспорно. Миссис Морис может умереть от тоски и стыда, но действие закона не может быть приостановлено никакими особыми обстоятельствами. Миссис Морис не заслужила такой участи, так же как и Филлис Балеброк не заслужила своей. И одна, и другая стали жертвами. По сути дела, Стефен Морис мог быть повешен как убийца двух жертв. Вот как можно рассматривать этот случай. Но все на свете рассуждения не могли убедить Джорджа-Герберта в том, что его партнер по бриджу походил на убийцу. Инспектору казалось, что он не смог бы свернуть шею цыпленку. Судебно-медицинский эксперт считал, что смерть Филлис Балеброк наступила в восемнадцать часов, то есть примерно в момент прихода к ней Доры. Дора не могла быть виновной, иначе она бы взяла сто фунтов стерлингов, потом, ее горе было настоящим... Нет, все подсказывало мысль о том, что преступление имело эмоциональную почву, и волей- неволей следовало вернуться к Стефену Морису. Джордж-Герберт встряхнулся. Он был в достаточной степени британцем, чтобы подчиниться фактам. Как бы тяжело ему ни было, если он уверен в виновности Мориса, он сам передаст его судьям и даст чистосердечные показания. Но когда он брился, то подумал, что, к счастью, никогда не был жертвой таких сердечных бурь, которые приводят на преступный путь. Одновременно с французской кухней Толстяк Морган впитал вольтерианский скептицизм жителей другого берега Ла-Манша. Кто бы мог подозревать, что Англия, скованная традициями, подчиненная строгим правилам «самоконтроля», является страной устойчивых иллюзий?
Кларенс Брэдфорд совершенно не думал о Стефене Морисе, для него тот не отличался от других правонарушителей, с которыми он боролся вот уже скоро десять лет. В это утро для сержанта главным было выяснить недоразумение между ним и Перл. С момента открытия магазинов он прохаживался у Бермингтон-аркад перед лавкой украшений, в которой Перл была первой продавщицей. Продавщицы соседних лавок, спешащие на работу, подталкивали друг друга локтями и смеялись, указывая на Кларенса; они догадывались, что это был влюбленный, который ждал свою возлюбленную. Бели бы они не торопились, то подождали бы, чтобы увидеть, кто была избранницей, потому что в этом квартале все девушки знали друг друга. Брэдфорд начинал уже нервничать, не видя Перл. Он подумал даже, не покончила ли она с собой от отчаяния. От этой мысли он встревожился и в то же время испытал легкое тщеславие, которого тут же устыдился. Когда же Перл выпорхнула своей легкой походкой, ему показалось, что он воскрес. Увидев его, она немного отклонилась в сторону, чтобы с ним не столкнуться; но Брэдфорд, предвидя маневр, сделал шаг влево и в тот момент, когда она с ним поравнялась, загородил ей проход. Перл высокомерно посмотрела на него.
— Прошу вас, мистер!
— Перл, нам нужно поговорить!
— Мне некогда... Я же работаю!
Полицейский с горечью отметил, что о его работе она не думала.
— Но наше счастье важнее, чем ваша работа, верно?
— Наше счастье?
Перл усмехнулась, как это делали кокетливые актрисы в театрах:
—
Несмотря на все благие намерения, Кларенс нервничал все больше. Он очень любил Перл, но не нужно же так преувеличивать. Обладая способностью улавливать оттенки, что свойственно даже самым глупым, если они довольно долго живут в большом городе, девушка поняла, что зашла слишком далеко.
— Вы хоть испытываете угрызения совести?
Дверь для объяснений была открыта, и Брэдфорд ринулся в неё с такой силой, что через полчаса, сидя на лавочке в сквере Беркли, они с Перл уже обсуждали, в каком месте Челли им будет устраиваться лучше всего, чтобы наладить совместную жизнь. Расстались они только тогда, когда договорились о вечерней встрече. Кларенс добился позволения пригласить ее пообедать, снова начать и как следует закончить разговор на вчерашнюю тему.
***
Как только Толстяк Морган пришел в свой кабинет, он поднял на ноги всех помощников, чтобы разузнать, не напали ли на след Мориса. С некоторым разочарованием он узнал, что облава продолжалась, но дичь еще не подняли. Утопленников в Темзе не обнаружено, а на пригородных вокзалах не замечено пассажиров с указанными приметами. Джордж-Герберт еще раз повторил себе, что если Морис был убийцей, действовал он в момент стресса, поэтому не продумал бегство и, следовательно, у него не было достаточно денег, чтобы взять билет на поезд дальнего следования. Все свидетельствовало о том, что беглец был еще где-то в Лондоне или в ближайших окрестностях. Он, наверняка, скоро наткнется на патруль или полисмена, который схватит его за шиворот и приведет в Ярд. Если только труп Мориса уже где-нибудь не разлагается, болтаясь на оконной раме в номере захудалого отелишки Уайтчейпла, хозяева которого очень скромны и не беспокоят постояльцев, вдруг исчезнувших из поля зрения на два-три дня. Но в донесениях о самоубийствах в отелях человек, похожий на Стефена Мориса, не фигурировал. Ждать... ждать... ждать.
По улыбающемуся лицу своего помощника, который вошел в кабинет, Толстяк Морган понял, что очаровательная Перл смягчилась. Он поздравил по этому поводу Кларенса, и тот, как одержимый, пустился в разглагольствование о женитьбе, устройстве жилья, отцовстве, материнстве, воспитании детей и домашнем хозяйстве. Джордж-Герберт вежливо подтвердил, что его подчиненный нашел достойный объект для подобного энтузиазма и что Перл не случайно носила имя, обозначающее драгоценность — жемчужину. Брэдфорд заверил, что женитьба — дело решенное и что свадьба состоится сразу же, как только Перл официально даст согласие. Он спросил своего начальника, не сможет ли тот помочь организовать торжественное застолье. Морган согласился, но при условии, что он сам выберет ресторан, который явится ареной столь великого события.
После этого, оставив в стороне Перл и семейное будущее Брэдфорда, оба полицейских сосредоточились на деле Стефена Мориса, впрочем, без особых результатов. Тогда, все время поджидая телефонного звонка о поимке убийцы или местонахождении его трупа, они занялись незаконченными делами и провели все утро за составлением рапортов.
***
Маргарет Литтлвист, кассирша кинотеатра «Триумф», как обычно по вечерам, ждала своего жениха Джека Ларсона перед агентством Кука на Беркли-стрит. Для Джека и Маргарет наступили прекрасные дни, потому что их свадьба, которая долго откладывалась из-за скромного жалования молодого человека, могла, наконец, состояться: дирекция агентства Кука позавчера сообщила ему, что он заслуживал повышения в служебной иерархии компании и, следовательно, его средства теперь позволят ему и его жене вести достойное существование.
Однако Маргарет отказалась сразу бросить работу в «Триумфе». Будучи более практичной, чем жених, она понимала, что для устройства им потребуется много денег.
Держась за руки, по Моунт-стрит и Нов Эндри-стрит они дошли до Мраморной арки. Оттуда, не торопясь, они пошли по Оксфорд-стрит до Оксфордской площади, затем по Хеймаркет-стрит дошли до Стрэнда. В начале прогулки Маргарет немного сердилась, потому что не понимала, почему позавчера, в первый раз за два года, Джек сказал, чтобы она не заходила за ним после работы, и не подавал признаков жизни весь вечер. Он попытался объяснить, не очень убедительно, что изменения по службе заставили его задержаться, и что нужно было «обмыть» это событие с сослуживцами. Однако в этот вечер у Ларсона был более озабоченный вид, и мисс Литтлвист, забыв обиду, поинтересовалась, что могло испортить его настроение. Ларсон ответил уклончиво, и Маргарет, упрямая по натуре, в конце концов добилась того, что он рассказал о вчерашнем серьезном событии, к которому он был причастен.
— Серьезное событие? Что случилось, Джек? Ты должен мне рассказать!
— Я не хотел посвящать тебя в эту мрачную историю, дорогая. Она тебя совершенно не касается, а меня постольку, поскольку один из моих друзей завяз по горло.
Они вошли, как обычно, в чайную, чтобы немного побыть вместе, прежде чем Маргарет займет свое место в кассе. Когда официантка, приняв заказ, отошла, девушка вернулась к прерванному разговору.
— Джек... Я должна делить с тобой радости и беды. Скажи, что произошло?