У ночи тысяча глаз
Шрифт:
— Я тоже ее видел, — грубовато ответил отец. — Не исключено, что ее специально так положили, чтобы мы ее заметили.
У каждой вещи есть две стороны — лицевая и оборотная. И никогда не представляло особых трудностей определить, где лицевая, а где оборотная. Я с сожалением вздохнула о двухмерном мире, который предшествовал теперешнему моему состоянию.
Отец потянулся и сжал мою руку.
— Я ничему не верю, — заключил он, — и не хочу, чтобы и ты верила!
Машина вдруг вильнула в сторону, и меня бросило на отца. Затем она выправилась и пошла прежним курсом, и я услышала,
— Что такое? Что случилось?
Он обернулся и бросил взгляд назад. Я тоже обернулась.
Посреди дороги у нас за спиной стояла на одном колене маленькая фигурка, как будто она только что неожиданно отпрыгнула в сторону, потеряла равновесие и упала. Крошка встала, неповрежденная, и мы увидели, как вокруг нее затрепетал на ветру белый фартучек. Это была маленькая девочка. Она возмущенно посмотрела нам вслед, повернулась, побежала по дороге и скрылась вдали.
Несколько мгновений спустя машина запоздало остановилась — и не из-за того, что чуть-чуть не произошло, а из-за таившегося в происшествии скрытого смысла, который постепенно доходил до нас. Я полагаю, отец затормозил совершенно бессознательно — так, заканчивая предложение, ставят в конце его точку.
Мы сидели и смотрели прямо перед собой, не желая встречаться друг с другом взглядом. По-моему, больше всего нам хотелось избежать именно этого. Позади нас все растворилось в темноте, — девочка-призрак исчезла.
Мы даже не заговорили о случившемся — нам это было не нужно. Наши слова и так звенели в ушах друг друга. И каждый из нас сказал бы другому то, что тот уже говорил сам себе.
Я подумала: «Вот наконец событие, которое невозможно перевернуть, у него всего одна сторона. Вот оно, на что можно безошибочно наклеить четкую этикетку: „Это лицевая сторона, другой попросту нет“». Однако все оказалось не так, как мне того хотелось бы.
Я сознавала, что он сидит рядом со мной в машине, и с горечью подумала: «Где же теперь вся твоя логика? Где все твои аргументы? Бедняжечка».
— Давай, пап, — сказала я тихим сдавленным голосом, — поехали домой.
Машина снова понеслась вперед.
— Может, мне сесть за руль? — предложила я.
— Нет, — ответил он, — так у меня хоть есть какое-то занятие: это гораздо лучше, чем…
Я знала, что он имеет в виду. Он по-прежнему смотрел, прищурившись, прямо перед собой, но дороги почти не видел. Я открыла сумочку и вытащила носовой платок.
— Пап, у тебя весь лоб в испарине. Позволь, промокну. Она так тебя напугала, маленькая негодница.
— На-ка, — предложил он, — попробуй одну из этих, пока мы доберемся до дома.
У меня были сигареты, но он вытащил из кармана свою пачку и протянул мне.
Я думаю, мы оба старались быть исключительно галантными и внимательными друг к другу. И лгали напропалую, хотя не произнесли ни слова.
До дому оставалось всего ничего.
— Джин, — не выдержал он. — Мы ведь никогда не лицемерили, ни ты, ни я. Мы всегда были откровенны друг с другом. Давай и сейчас ничего не станем менять. Мы оба думаем об одном и том же. Давай не будем брать это с собой в дом. Давай во всем разберемся прямо сейчас.
Я кивнула и подождала.
— Там, на дороге, только что произошло совпадение. Не важно, какие там были шансы, пятьдесят на пятьдесят, восемьдесят к двадцати или сто против одного: чистое совпадение, говорю тебе!
— Это тебе так хочется думать?
Он стукнул по ободку рулевого колеса:
— Я хочу, чтобы мы оба так думали! Ничто другое не годится, Джин. Я никогда не пытался препятствовать твоим самостоятельным суждениям и не собираюсь делать этого сейчас. Такое может случиться когда угодно и с кем угодно, кто ведет машину. Вероятно, так уж вышло, что он наобум отпустил саркастическое замечание, потому что завидует тем, кто ездит в машинах, у кого они есть. А тут инцидент совпал с его предостережением. На улицах всегда полно детей. Когда сидишь за баранкой, от такого не застрахован.
И все же, как ни странно, вплоть до того самого вечера ни с одним из нас подобного не случалось. Причем виновницей происшествия оказалась маленькая девочка. Вслух я ничего не сказала.
Говорят, вера — это неподатливое пламя, которое не погасить. Но ведь точно так обстоит дело и со скептицизмом. Погасить его не менее трудно. Я прямо почувствовала, как он снова вспыхнул в отце, разгорелся еще ярче, стал еще более вызывающим, чем прежде.
— Всего лишь совпадение, — повторил он. — Выстрел наугад, который попал в цель. — Отец повернулся и весело мне подмигнул. — А теперь — к «гостям, которые будут у нас на обед», а?
— На обед мы никого не приглашали, — улыбнулась я. — За столом всего лишь двое — ты и я.
— Знаю не хуже тебя. А если бы даже гости и пришли, ты знаешь кого-нибудь, кто носит часы с бриллиантами у колена?
Я высунула голову в окошко и посмеялась.
Теперь уже он улыбался холодно и сурово. Можно не верить и улыбаться подобным образом, однако быть беспристрастным, не втянутым эмоционально в это дело и по-прежнему так улыбаться нельзя.
— Всего лишь странное совпадение, — глотая слова, произнес он. — Все ерунда.
Я повернулась и с признательностью сжала его руку.
— Я рада, что ты все так воспринимаешь! — с жаром сказала я. — Если б ты только знал, как я рада!
Причем говорила я совершенно серьезно, хоть и не разделяла его убежденности.
Когда мы вышли из машины, мне показалось, что окна в нашей гостиной горят ярче обычного.
Он тоже заметил.
— Одна из служанок, наверное, забыла выключить за собой свет, — небрежно предположил он.
— Скорее всего, новая прислуга. Она не умеет пользоваться выключателями.
В конечном счете это был ничего не значащий недосмотр.
Когда мы открыли дверь, нам показалось, что в доме звучат голоса. До нас донеслись смех и гул сдержанного разговора.
Из задней части холла к нам поспешил навстречу дворецкий и сообщил:
— Пришли мистер и миссис Ордуэй, сэр. И еще одна леди. Они сказали, что подождут вашего возвращения.
В этом не было ничего бесцеремонного. Ордуэи — брат и сестра, с которыми отец дружил уже сорок лет, мои почетные «дядя» и «тетя».