У памяти – хороший вкус
Шрифт:
Правда, начальника приглашали на праздники по случаю очередного наводнения нечасто, соблюдали субординацию. Но, все-таки, приглашали, и если вдруг он приходил, ему были рады, особенно женщины, они все были влюблены в него. И он того стоил. Блестящий лектор, талантливый ученый, он был самый лучший из всего факультетского, да и всего институтского профессорского окружения. Кроме того, он был, остроумен, галантен, что называется, всех мер, и к тому же красиво ухаживал за женщинами. До сих пор Соня встречает
И только ей было известно из-за кого он приходил на работу так элегантно одетым и почему всегда садился не рядом с ней, а напротив. Чтобы видеть ее всю, рассматривать, ревновать, и если вдруг кому-то вздумается чуть превысить меру внимания к ней, немедленно вмешаться только ему одному позволительными способами.
Справедливости ради следует сказать, что в свои 25 лет Соня была привлекательной молодой женщиной и нравилась мужскому окружению. Она этого, пожалуй, даже не замечала, привыкла, это было в порядке вещей.
А роман был в самом разгаре. Им было очень хорошо вдвоем. Своего маленького сына она утром отводила в детский сад, и тогда ее любимый приезжал к ней в ее «воронью слободку», где у нее были две комнаты.
Там они были счастливы совершенно, им не надо было разговаривать, они понимали друг друга без всяких слов. Но и говорить было наслаждением! Наслаждением было всё! Легкое прикосновение, страстное объятие, просто взгляд, любое сказанное и несказанное слово. Они были влюблены. Нет, они любили!
Сейчас, спустя столько лет, Соня понимала, что никогда не забывала чуда той коммуналки, которая была полна любовью. В густом воздухе пронизанной солнцем комнаты его руки искали ее и неизменно находили, чтобы делать ее счастливой. Она помнила его руки всегда, всю жизнь, хотела этого, или нет.
– Если бы это было возможно, ты хотел бы со мной жить?
– Очень!
– А как долго ты можешь без меня быть?
– Совсем не могу.
– Зачем мы не вместе?
Соня часто бывала у них дома и на даче одна или вместе с сыном. Ее малыш был необыкновенно хорошенький и умненький мальчик. От него была одна радость. И очень был похож на нее.
Принимали их всегда с удовольствием все домочадцы, а ее грызла совесть, она ведь забирала у них самого главного человека, всеми любимого. На нем стоял дом, под него строились все отношения, для него готовились самые вкусные блюда, его аспирантов кормили обедами, все ходили на цыпочках, когда он работал. Он был стержнем этой семьи, фактически на нем она держалась.
Все люди – или разрушители, или созидатели,
И еще они понимали, что всё, что с ними происходит, сильнее их, что ничего ровным счетом от них не зависит. «Мы – провода под током. Друг к другу нас, того гляди, вновь бросит ненароком».
Оба они знали: нет ничего, что бы могло оправдать его уход из семьи, от жены, от ее родителей, любящих его и нуждающихся в нем.
И только любовь – то единственное перед чем не может устоять никакая семья, ни даже дети, ничего!
И если она пришла, все надо бросать и бежать, бежать ей навстречу, держать изо всех сил, не отпускать ни за что этот бесценный дар, который дается далеко не всем, а только тем, кто отмечен Богом.
Если бы тогда, сорок пять лет назад, они умели так думать, так знать, так понимать, наверное, вся их жизнь сложилась бы иначе!
Год 1968. Москва
Неизвестно, как бы она сложилась эта самая жизнь, только никто не должен был, не имел права вмешиваться, разрушать, убивать то потрясающее, божественное чувство, возникшее между ними.
Но рядом с ними жили родители, воспитанные в советской морали, которой сами никогда не придерживались. А вот дети! Им-то как раз и нельзя было позволить жить вне этой морали. Семью следовало сохранить во что бы то ни стало, любыми средствами, даже самыми недостойными. На следующий же день после Сониного приезда к нему на дачу все стало известно родителям его жены, а значит и Сониным. И началось!
Две мамы-подруги в едином порыве начали на него атаку. Да, какую! Они ему пригрозили чем-то таким, что он сказал Соне: «Меня обложили, как волка».
Призвали на помощь ее лучшую подругу и требовали от нее, бедной, чтобы она повлияла на Соню. Нельзя разрушать семью, нельзя, неприлично, недостойно!
Верная подружка все им обещала, и, зная Сонечку хорошо, как никто, ничего, конечно, не делала, даже не рассказала ей о своем «участии», и узнала Соня обо всем этом только сорок пять лет спустя. Не напрасно они так высоко ценили и берегли дружбу всю жизнь!
Мама Сони знала: на дочь повлиять невозможно, можно только рассердить, и тогда была угроза потерять ее, а этого мама совсем не хотела.
И весь мощнейший удар разъяренных мам обрушился на НЕГО.
Когда все это не возымело действия (он по-прежнему жил на даче и не собирался возвращаться домой), в ход была пущена тяжелая артиллерия. Приехал на дачу отец его жены и предупредил, что если ОН не вернется домой, ему в прямом смысле больше негде будет жить. Эти подробности, как и многие другие, Соня узнала тоже через сорок пять лет.