У подножия Большого Хингана. Переезд. Возвращение в СССР
Шрифт:
Когда мы появились у нашего табора, нас встретили всей гурьбой, расспрашивали, интересовались о том, что мы видели. Мы поделились трофеями с товарищами. Тёща и Фиса поругали меня за отлучку, так как сильно беспокоились. Косте также немного попало, но он был холост и ему было всё равно.
На следующий день обоз тронулся по дороге, опять ожидая каких-либо неприятностей. Станция Ириктэ находилась километрах в десяти от станции Хинган и передние возы, не доехав километра три-четыре до станции остановились. Вскоре прибежали люди и сказали, что китайцы опять организовали засаду, мол видны люди на сопках с оружием и торчат стволы пулемётов из ячеек, по крышам домов также ходят патрули и чувствуется, что они опять что-то затеяли.
Мужики собрались и стали решать,
Навстречу нам вышли два солдата, не то конфудюны, не то полицейские, встреча произошла на мосту небольшой речушки. Встречавшие вскинули карабины и потребовали ответа. Я ответил по-китайски, что мы просим прохода для нашего обоза, без препятствий. Они согласились. Нас обыскали и нашли гранаты, спросили почему мы ходим с оружием, на что мы ответили, что взяли гранаты, чтобы добыть рыбы, так как обоз находится без пищи. Проверяющие промолчали, но гранаты забрали. Дальше нашему обозу разрешили проехать и что задерживать никого не станут. На этом и разошлись. Мы вернулись и передали сказанное, обоз тронулся дальше. Мы шли впереди, как представители.
Но только обоз зашёл в середину станционного поселка, передних лошадей сразу остановили вооружённые китайцы, тут же стали сбегаться все жители станции. С некоторых повозок уже потащили вещи, начали распрягать лошадей. Я сказал Косте и мужикам, чтобы они препятствовали и не давали грабить обоз, а сам побежал к коменданту станции, чтобы выяснить причину нападения. Меня встретил офицер лет тридцати пяти в балудзюновской форме (солдаты 8-ой революционной армии)27 и представился комендантом станции. Я ему всё объяснил, он быстро снарядил команду и из дежурки вокзала выбежали бойцы, человек двадцать. Я за это время успел позвонить на пост у тоннеля, в отряд Попова, те сообщили, что как освободятся, сразу приедут.
После этого мы бросились в сторону обоза, часть лошадей уже выпрягли и кое-что из вещей уже успели утащить. Когда я подбежал к обозу, как раз выпрягали тёщину Гнедуху, одну из крупных лошадей и рылись в телеге. Комендант вынул из кобуры маузер и подняв вверх выстрелил, толпа шарахнулась, комендант скомандовал, чтобы все китайцы отошли от повозок на десять метров по обе стороны и кто нарушит приказ будет застрелен на месте. Его послушались и толпа китайцев стала отходить, бойцы стояли рядом наизготове.
Комендант приказал запрячь лошадей, которых успели выпрячь мародёры и грабители. Когда всё было готово он приказал трогаться, а если кто попытается преследовать обоз, то будет расстрелян. Когда обоз тронулся прискакало человек десять из отряда Попова, но сопровождать обоз они отказались, так как нельзя было бросить на произвол тоннель.
Люди уже были напуганы и переполошены, но надо было уезжать как можно дальше от станции и сделать перерыв. Обоз отъехал километров десять и остановился в одной пади у небольшой горной речушки, накормили и напоили лошадей, подкрепились сами, стали собираться ехать дальше. Ехать без дозора было опасно и решался вопрос кому идти вперёд, мужики боялись, кто за свои семьи, кто за себя и скарб. Долго шли пререкания, но никто не соглашался, время шло и надо было ехать, пришлось мне опять объявиться добровольцем, в пару к себе я снова позвал Костю, тот не возражал. Тёща боялась оставаться одной, но и не возражала, что пойду именно я.
Мы с Костей тронулись, взяв опять с собой штук по пять гранат и по куску хлеба за пазуху. Всех малых детей, стариков и старух, а также раненых отправили поездом, уехала и Фиса, так как была уже на четвёртом месяце. Мы шли на несколько километров впереди обоза. Места были увалистые и обоз то скрывался в пади, то вновь появлялся на горизонте вершины сопок. Шоссейная дорога по обе стороны была завалена
На одной из вершин мы увидели воронку очень больших размеров, в диаметре метров двадцать-тридцать и глубиной около шести метров, на дне лежал осколок снаряда, толщина его стенки была миллиметров сорок, мы попытались его повернуть, но сил не хватило и мы отстали. По краю воронки была выброшена земля и разбросана метров на пятьдесят по окружности. Недалеко от воронки находилась тяжёлая артиллерия, стояли дальнобойные пушки-шестидюймовки. У одной из них волной снаряда сбило с лафета ствол и отбросило в сторону, придавив этим стволом двенадцать человек. Это были японские солдаты, тела из раздуло и они лежали, как будто обняв ствол, на мертвых лицах застыл ужас. Взрыв авиабомбы навсегда заставил их лежать, этих никому не нужных захватчиков – империалистов, сложивших свои кости на чужбине.
Уже смеркалось, когда мы подошли к станции Унур. Станция была пустынной, находилась под небольшой сопкой, кое где горели тусклые огни керосиновых ламп, электричества не было. На одной из улиц нам повстречался молодой, рыжий с конопатинками, очень худой парень, мы поздоровались с ним и объяснили обстановку. Он сказал, что на станции тихо и бояться нечего, на станции дежурят только двое – начальник станции и диспетчер. Определив, что их двое русских, остальные китайцы и они их не боятся, мы успокоились. Он пригласил нас в вокзал, где познакомил с начальником станции, чернявым крепышём, натуральным казаком забайкальцем. Мы поужинали с ними и рассказали, что произошло с русским обозом, идущим на запад. Они хотя и говорили, что у них тихо, но посоветовали приехать за станцию километров пять-десять и остановиться у речки на ночёвку. Мы ещё немного посидели с ними и пошли встречать обоз, чтобы немного успокоить людей. Обоз отстал от нас далеко и стал виден только через час после нашего ожидания. Мы с Костей встретили их за околицей и успокоили, что всё в порядке и можно двигаться дальше. Станцию проехали мирно, жители уже находились в домах, вечерело, на улице почти никого не было видно.
Как только проехали Унур, километра через два показалась конница и было непонятно что это за люди, обоз опять запаниковал, оружие у всех было спрятано в днищах телег и доставать его было некогда, да и оказывать сопротивление нам было запрещено. Женщины стали всхлипывать боясь расправы, не веселы были и мужчины. Но все волнения оказались напрасными, нас встречал отряд со станции Мяндухе. Пятьдесят человек с шашками и винтовками встретили обоз, у многих оказались знакомые. От радости невольно вырвалось «ура!». Дальше ехать было спокойнее, китайское население кончилось, далее шли станции с русскими жителями.
Мы с тёщей и братом Василием заехали к своим деду Василию Григорьевичу Толстоногову, ему тогда было уже за шестьдесят и бабке Марии, женщине лет пятидесяти пяти. Дед держал свою кузницу, а бабка Марья была у него молотобойцем, на это они и жили. С ними жил сын Филипп Толстоногов, а также бывший земляк с Кедрово – Шахматов. Там же на станции я повстречал Ивана Раздобреева, с которым вместе служил в отряде.
Все были измучены переездом и решили отдохнуть в Мяндухе дня три, покормить лошадей и привести себя в порядок. На четвёртый день выехали до станции Якеши, находившейся в пятидесяти километрах от Мяндухе. Дорога была сухая и ровная, тянулась вдоль большой пади с рекой, впадавшей в Аргунь. По обочинам дороги также валялись пустые бочки из-под горючего, прострелянные из автоматов и винтовок, кое-где местами лежали японские сгоревшие кузова машин, остальные детали и моторы были растащены. Войска Красной армии проходили здесь без боёв, поэтому трупов мы не встречали.