У приоткрытой двериОккультные рассказы
Шрифт:
Тогда он понял, что уравнением 18 = 2 + 16 Блессиг напоминал, что ему ясен замысел Гаукинса, а формула вторая как бы предостерегала, что орудие обоюдоостро.
Гаукинс нашел некоторое утешение в возможности такого разложения 18-ти, при котором опасность в физическом плане (18) делается необходимой ввиду значения слагаемых (4 + 14); об этом он и сообщил Блессигу в своем отклике.
Эта парфянская стрела (Гаукинс вскоре ликвидировал свои дела и покинул Европу) должна была свидетельствовать, что его Г аукинса, зловольность по отношению к Блессигу находит некоторое оправдание в конструкции миропорядка.
Rp. [3]
Несвижский
Почти всем знакомо это особенное состояние, когда организм, победивший недуг, ежеминутно крепнет, а больной, еще не настолько оправившийся, чтобы встать с постели, неторопливо ожидает окончательного восстановления сил.
В такие дни вынужденного бездействия особенно ясно и отчетливо работает мозг. Остающийся наедине с самим собою, человек получает лучшие условия для самооценки, а размышления никогда не бывают так плодотворны, как в эти периоды, когда мысли текут плавно, не возмущаемы событиями повседневной жизни.
3
Rp.
– в медицине обозначение рецепта, чаще предшествует обозначению составляющие лекарство компонентов (сокращение от лат. Recipe — «возьми»).
Несвижский вот уж третий день делал такой смотр самому себе.
Это перелистывание книги своего прошлого немало его расстроило. В балансе явно перевешивал минус.
Пускай он довольно известный поэт, весьма изысканный, но, что греха таить, лишь в меру глубокий; и это единственное, на что он смог с некоторым удовлетворением опереться и оно — это чувствовалось— не гарантировало его от сомнений в ценности пройденного им уже сорокалетнего пути.
А остальная его деятельность? Что же она представляла собою?
На первом плане было постоянное стремление впитать в себя возможно более впечатлений их калейдоскопа жизни; затем была достаточно живая, однако в границах дилетантства, заинтересованность достижениями человеческого ума и, наконец, была забота о сохранении известного уровня материального благосостояния.
Несвижский хорошо сознавал, что все это, вместе взятое, составляло багаж весьма лишь посредственной ценности.
Назаметно в нем родилась и окрепла потребность набросать план своей будущей деятельности, более содержательной, более ценной безотносительно, которая бы удовлетворяла всесторонне.
Тяжелая болезнь, принудившая Несвижского совершить утомительную прогулку к вратам смерти, принесла неожиданно благой результат. До сих пор лишь обитатель храма жизни, он восхотел стать одним из его строителей.
Но трудность перекинуть мост от пассивного, с точки зрения высшей, прошлого к созидательному будущему была очевидной.
Все это сильно взволновало и, в известной степени, расстроило Несвижского; его самочувствие значительно ухудшилось и к вечеру этого важного дня его жизни он вынужден был послать за доктором.
Прислуга, отправившаяся за постоянно пользовавшим Несвижского врачом, не застала последнего дома.
Пока она раздумывала, стоя на лестнице, как быть, к ней подошел пожилой, хорошо одетый мужчина, который, как бы зная в чем дело, назвал себя врачом и выразил готовность пойти к больному.
Незнакомец всем своим видом
Войдя в комнату больного, незнакомый доктор присел на кровати, возложил руки на голову Несвижского и тихо произнес:
— Я пришел к вам заменить отсутствующего коллегу; мы лечим разными способами, но не тревожьтесь, и я — неплохой врач.
Ровный, мягкий, полный внутреннего убеждения голос незнакомца действовал необычайно успокаивающе, а его руки как бы впитывали в себя жар слегка разгоряченного Несвижского.
Несвижский вкратце сообщил прибывшему о том, что почувствовал себя хуже сравнительно недавно, после того, как несколько расстроился, призадумавшись о разных делах; благодаря далее за посещение, он просил оставить рецепт чего-нибудь успокоительного, а также, на всякий случай, адрес.
Доктор дал Несвижскому договорить до конца, затем опять полилась его спокойная речь.
Содержание ее, однако, было столь необычно, так глубоко проникало в суть переживаний и сомнений Несвижского, что он приподнялся на постели и слушал потрясенный, вперив полные изумления глаза в бесстрастные черты говорившего.
Вот кое что из того, что говорил странный доктор.
— Ваша жизнь по сегодняшний день, которую вы осудили, не напрасно однако протекла.
Вы много накопили, беря из общего резервуара человечества. Но брать для себя позволительно лишь до известного предела и здесь кроется причина той внутренней тревоги, которая вас охватила; приветствуйте ее, она спасительна.
Вы теперь уже не рветесь окунуться в широкий поток жизни, не квалифицируя ее явлений; в вас, наоборот, определилось стремление сознательно идти сквозь строй ее.
Из дремотного состояния вы переходите к бодрствованию и я пришел присутствовать при вашем пробуждении.
Вы ищете пути? Их много и для многих разные; бесполезно, однако, указывать тот или иной, нужно искать, чтобы найти.
Вы просили у меня успокоительного средства — его я вам могу дать.
Таинственный доктор быстро отвел свои, покоившиеся на голове Несвижского, руки, как бы что-то стряхнул в сторону с концов пальцев, затем вынул из кармана блокнот, сделал на нем какую то пометку и подал его вместе с карандашом Несвижскому.
Последний, как завороженный пристальным взглядом доктора, повиновался.
Через несколько минут он вырвал исписанный им листок из блокнота и вручил его доктору.
Тот прочел вслух написанное. Прочел мастерски, так что каждое слово этого стихотворения врезалось в память Несвижского навсегда.
Вот его текст:
Да будет Храм! Пускай вокруг платаны древней рощи зеленеют. Да будет Храм Из тех развалин, что в пыли веков белеют. В нем жизнь забьет ключом, К нему прибудут толпы пилигримов. Храм этот будет осенен Крылами сонма Серафимов. О, здесь нужен напев однозвучный, Вполне монотонный, Столько раз, столько раз, что не счесть До забвенья себя повторенный.