У природы нет плохой погоды

Рязанов Эльдар Александрович

1998

Ностальгия

Ностальгия – это значитнеизбывная тоска,когда сердце горько плачетот любого пустяка.Ностальгия, как дорожка —очень трепетная нить —в то, что больше невозможнони вернуть, ни воскресить.Что такое ностальгия?Это боль, и это крик,и разлука с дорогими,и со всем, к чему привык.Ностальгия – это пламя,не зальют его года,это раненая памятьоб ушедших навсегда.Голову сжимает обруч,жизнь

на медленном огне.Ностальгия – это горечьпо потерянной стране.По утраченному детству,куда путь заказан вновь,и не существует средства,чтобы оживить любовь.Ностальгия, как дорожка —очень трепетная нить —в то, что больше невозможнони вернуть, ни воскресить.

1983

Юбилейное

Если утром где-то заболело,радуйся тому, что ты живой.Значит вялое, потасканное телокак-то реагирует порой.Вот ты пробудился спозаранок,организм твой ноет и свербит.Не скорби о том, что ты подранок,а проверь-ка лучше аппетит.Если и со стулом все в порядке,смело челюсть с полки доставай,приступай к заутренней зарядке,на ходу протезов не теряй.И, сложив себя из всех кусочков,наводи фасон и марафет,нацепи и галстук, и носочки,распуши свой тощий перманент.Главное – под ветром не качаться,чтобы не рассыпаться трухой…А вообще ты выглядишь красавцем,на молодку бросил взгляд лихой.Силы подкрепив свои кефиром,ты готов сражаться с целым миром,показать всем кузькину мамашу,чтобы, елки-палки, знали наших.Если ж нету спазмов спозаранок,коль кефир не пьешь, не ешь баранок,может, час неровен, тебя нет?Коль пусты и душ, и рукомойник,может, ты уже… того… покойник?..Сослуживцы вешают портрет!Так привет вам, утренние боли,вы – благая весть, что я – живой!Что еще я порезвлюсь на волес этой вот молодкой озорной.Раз продрал глаза… Всего ломает!Чую, рвется жизненная нить!А молодка позы принимает…Дура! Надо в «Скорую» звонить!

1997

Ноябрь на Валдае

Эмме

Опять ноябрь раздел деревья,опять окрест округа спит…И, как сто лет назад, деревняпечными трубами дымит.Дым вертикальными столбамивознесся к серым небесам.Душа стремится за дымами…И скоро улечу я сам.Нигде не видно ярких пятен,поблекло озера стекло.А воздух чист! Невероятен…Как на душе моей светло!Над озером зависла дымка,кочует ворон по стерне…А мы с тобой идем в обнимкупо нашей старой стороне.Твое плечо, твоя поддержка,моя уверенность в тебе…И вот опять смотрю я дерзкои снова радуюсь судьбе.Стоят, обнявшись, две коняги,на холки морды положив…И я, забыв про передряги,вдруг понял, чем живу и жив.Мы, как они, храня друг друга,тепло и силу отдаем.И потому не сходим с круга,а, взявшись за руки, идем.Морозец свеж, и жить охота…Шагаем мы по ноябрю.Калитка наша… дом… ворота.Как я тебя благодарю!

Январь 2004

* * *

Как сладки молодые дни,как годы ранние беспечны…И хоть потом горьки они —дай Бог, чтоб длились бесконечно.В двенадцать, в снег, в пургу, в морозк нам Новый год пришел намедни…И был простителен мой тост«Дай Бог, чтоб не был он последний».Зимой измотан… Где ж веснас ее красою заповедной?Болел и ждал. И вот пришла она!..Дай Бог, чтоб не была последней.Усталость, ссоры и мигрень…Сменялись трудности и бреднив нелепый и постылый день…Дай Бог, чтоб не был он последний.Бывает тошно… Устаешь,а тут еще и дождь зловредный, —осенний, безнадежный дождь…Дай Бог, чтоб не был он последний.Преодолев души разлом,на станции одной, дорожнойнашел тебя… И стал наш дом,дал Бог, обителью надежной.Седые волосы твоисвободны… Непокорны гребню.А я? Я гибну от любви…Дай Бог, чтобы была последней.От жизни я еще не стих, —тревожной жизни и печальной…И сочинил вот этот стих,дай Бог, чтоб не был он прощальный.

3 февраля 2004

Автора!!!

В 1961 году после фильма «Человек ниоткуда» я оказался в немилости, как бы опале. В глазах людей, командующих искусством, я стал личностью если еще не целиком подозрительной, то, во всяком случае, с неприятным душком. В общем, человеком не совсем нашим. «Человек не оттуда» – так изволил пошутить со съездовской трибуны М.А. Суслов – секретарь ЦК КПСС, «серый кардинал», как его называли. Он заведовал идеологией партии и страны.

В поисках вещи для постановки я вспомнил о пьесе «Давным-давно» Александра Константиновича Гладкова. Собственно, именно он и станет героем этой новеллы.

Мне показалось, что, экранизируя пьесу Гладкова, я смогу убить двух зайцев, соединить два желания, как правило, несовместимых. А именно, не покривлю душой – пьеса мне очень нравилась – так что насилия над собой делать не придется, а с другой стороны, патриотическая вещь Гладкова даст возможность успокоить незримую ощетинившуюся силу в моей лояльности и идейной чистоте. Случай, как видите, подвернулся идеальный, так как ни о каком компромиссе речи не было.

Я перечитал пьесу. Вернее, прочитал в первый раз. В 1944 году, когда мне было семнадцать лет, я видел ее на сцене Театра Красной Армии. Это был подлинный праздник, встреча с прекрасным, общение с настоящим искусством. Поставленный одним из лучших наших театральных режиссеров Алексеем Дмитриевичем Поповым, спектакль искрился, фонтанировал, подчинял себе полностью. С подмостков, на которых с ухарством, весельем, задором рассказывалось о славе русского оружия, о победах наших предков над Наполеоном, текли в зал электрические токи, возбуждавшие в публике гордость за страну, пьянящее чувство близкой победы, веру в национальный характер. Одним словом, я, семнадцатилетний первокурсник, сидящий в зале среди зрителей, испытал тогда дурманящее чувство счастья.

И вот спустя семнадцать лет я прочитал пьесу глазами. На меня в этот раз не давило ни исполнение, ни музыка, ни режиссура, ни декорации. Да и время стало другое. И сам я, надо думать, тоже изменился, стал вдвое старше. Так что был, как говорится, один на один с литературным текстом.

Пьеса меня отнюдь не разочаровала. Она была написана превосходными стихами, живыми, разговорными, афористичными, смешными, патетическими. Тут я понял, что вещь создана в первую очередь крупным поэтом. От пьесы возникало ощущение легкости и серьезности, веселья и значительности. И драматургически она была слеплена очень умело и ловко.

Герои пьесы, смелые, лихие люди, которые весело дерутся, горячо влюбляются, бескорыстно дружат, готовы прийти на помощь другу, они ценят шутку, застолье и вообще любят жизнь – эти герои были мне необычайно близки и симпатичны. Мне захотелось снять фильм о таких персонажах, создать картину романтическую, героическую, музыкальную и веселую одновременно.

И повод подворачивался удобный: через полтора года, осенью 1962 года, исполнялось 150 лет Бородинской битвы. Я не сомневался, что с запуском фильма сложностей не окажется (тут я ошибался, но об этом позже); понимал, что круглая годовщина поможет мне легко войти в производство.

Такова предыстория – несколько затянувшаяся, но тем не менее необходимая.

Итак, я принял решение: буду ставить «Давным-давно». Я пришел с этой идеей к главному редактору нашего объединения (в «Мосфильм» тогда входило шесть объединений), к своему другу Юрию Александровичу Шевкуненко. Это был добрый, совестливый, мягкий человек, к сожалению, рано умерший от рака. Его пьеса «Сережка с Малой Бронной» была широко известна в начале шестидесятых годов. Шевкуненко был участником постановки пьесы «Давным-давно» в Театре Красной Армии в 1942 году. Будучи молодым артистом, он играл в постановке роль благородного испанца Винценто Сальгари. Так что вещь для него была близкой, родной, он был влюблен в пьесу, и поэтому его позиция была однозначной – ставить!