У птенцов подрастают крылья
Шрифт:
А вот ее супруг Иван Андреевич, который был постарше своей супруги, этак лет восьмидесяти с небольшим, — он уже совсем выжил из ума и вообще ничего не понял.
— Елизавета Александровна, — обращался он не раз к жене, — объясните мне, пожалуйста, почему вам пришла охота переехать из нашего дома в эту комнатенку? Я лично считаю, что в нашем доме и много просторнее, и удобнее.
— Ах, Иван Андреевич, — невольно раздражалась Елизавета Александровна, — я, кажется, уже не раз вам говорила, что ни дома, ни магазина у нас больше нет!
— Елизавета Александровна, не говорите, ради бога, глупостей, — так же раздражаясь, возражал ей Иван Андреевич. — Я, кажется, еще с ума не сошел и отлично помню, что ни дома, ни магазина никому не продавал и не дарил. Почему же они вдруг ни с того ни с сего стали не мои?
— Но поймите же наконец, — возмущалась Елизавета Александровна, — поймите, что в стране произошла революция и наш дом, и наш магазин отобрали! Они теперь принадлежат государству, а не нам.
Иван Андреевич пожимал плечами.
— Что-то вы, Елизавета Александровна, не то говорите. Пойду схожу к исправнику или в полицию и велю навести порядок. Всех вон повыгоню.
— Боже мой! — уже совсем потеряв терпение, восклицала Елизавета Александровна. — К какому исправнику, в какую полицию? Никаких полиций, никаких исправников давным-давно уже нет. Они же только при царской власти были!
— Полиции нет, исправника нет?! — изумленно бормотал Иван Андреевич. — Может, и городовых, по-вашему, тоже нет? Кто же за порядком тогда наблюдает, пьяных в кутузку отводит? Что ж, они сами, что ли, как выпьют, так туда и бегут? — не без ехидства добавлял он.
— И городовых нет, — с невольной грустью вздыхала Елизавета Александровна, — вместо них вон Сережка Кедрин с красным бантом на рукаве по улицам разгуливает. Он, верно, пьяных в кутузку и таскает.
— Ах, Кедрин Сергей в городовые поступил, — обрадовавшись, говорил Иван Андреевич. — Ну и прекрасно, пусть за порядком присматривает. Отец — в остроге начальник, а этот — в полицию, значит, служить пошел, прекрасно сделал!
Елизавета Александровна безнадежно махала рукой и принималась за штопку брюк своего супруга.
О подобных сценах постоянно рассказывала нам мама. Ей же все это сообщала та самая родственница Ивана Андреевича, у которой он теперь и поселился.
— Совсем от старости одурел! — сокрушалась она. — И деньги новые никак не признает Пойдет к Копаеву волосы, бороду подровнять и даст ему за работу медный пятак. А Елизавета Александровна уж следом за ним бежит, новыми деньгами расплачивается: двадцать ли, сорок ли рублей, ну, сколько там требуется, заплатит.
Все это слышать нам, ребятам, было смешно и занятно. Мы сами новую жизнь понимали совсем по-другому: новая школа, почти без всяких школьных занятий, — место для дружеских встреч, вечеринок, спектаклей. А теперь еще наш клуб и чудесный народный дом.
И все-таки жители нашего городка вначале с некоторой опаской приглядывались к приехавшим большевикам,
По вечерам, когда трудовой день кончался и молодежь выходила погулять на шоссе, можно было увидеть местных барышень, гуляющих под руку с кем-либо из красногвардейцев. Именно молодежь чернская и вновь прибывшая первая потянулась друг к другу, как теперь говорят, «нашла общий язык».
А вскоре произошло событие, о котором заговорил весь городок. Сам командир отряда Неделин стал ухаживать за одной из местных красавиц — Натальей Петровной Огневой.
Старухи кумушки зашипели как змеи, зашушукались по углам.
— Срам, срам-то какой! Бога она не боится, людей не стыдится! От живого мужа к большевику сбежала.
Но те из них, кто малость подобрее, возражали:
— Да муж-то какой! Разве это муж? Хоть разочек единый видал кто его не пьяненьким? Как утро — так уж в трактир поспешает. Все добро пропил, промотал — и свое, и женино. А теперь вовсе сбежал. Говорят, в Тулу подался, тоже в какой-то отряд вступил. Почитай, третий месяц жене и весточки не пришлет.
— Да, муж действительно невразумительный, — соглашались старухи злюки, — а все-таки, что ни говорите, законный муж и перед людьми, и перед господом.
— Что вы, что вы! — отмахивались старухи подобрей. — Разве таких обормотов господь невестам посылает? Их, должно, сам сатана девкам за грехи в мужья подсовывает.
Так шептались по углам досужие кумушки, а прочие обыватели вполне одобряли поступок Натальи Петровны.
— И правильно сделала, — говорили они, — что дурака своего на умного человека сменяла.
Молодежь же была в восторге: говорила, что Неделин — это Степан Разин, а Наталья Петровна — персидская княжна. Только не знали, чем кончится их роман: так же, как в народной песне, или, быть может, «новый атаман» пощадит свою «княжну».
Как отнеслись к этому событию товарищи Неделина — красноармейцы, нам было неизвестно.
Скорее других разобрались в этом деле сами виновники происшествия — они поженились. Вскоре Неделина отозвали в Тулу, и он уехал туда вместе со своей женой.
НЕЖДАННОЕ ПРИОБРЕТЕНИЕ
В ту пору я особенно крепко сдружился с Колей Кусковым. Уж очень он мне нравился своей решительностью и своей удалью. В нашей охотничьей компании Коля был неизменный коновод.
Бывало, соберемся без него, чтобы потолковать насчет предстоящей охоты; только куда идти, никак решить не можем: один одно предлагает, другой — совсем другое. А Коля явится и рассуждать не станет: идем туда-то, и дело с концом. Вообще Коля был одним из тех, на кого я смотрел как на настоящих людей, таким, как он, мне самому очень хотелось быть.