У самого Черного моря. Книга II
Шрифт:
Анатолий родился в 1911 году в эмиграции, в Париже. И с первых сознательных лет раскрылась перед ним большая, высокая любовь отца к сыну.
Анатолий рос, и новый, неизведанный мир открывался перед его глазами. Отец был его надежным путеводителем.
Как свет далеких, умерших звезд, доходят до нас иногда из архивных недр или случайных находок драгоценные строки. Как алмаз, найденный в породе, они начинают сверкать немеркнущим светом, излучать тепло и разговаривать с современниками языком, понятным сердцу каждого. Таковы письма Луначарского к сыну Анатолию.
Анатолий Васильевич не раз ставил в пример сыну как идеал человеческой личности большевика
«Сколько проклятий, сколько обвинений сыпалось на его голову… Да, он был грозен, он приводил в отчаяние не только своей неумолимостью, но и своей зоркостью. Соединив в своих руках и Чрезвычайную комиссию, и Комиссариат внутренних дел, и во многом руководящую роль в иностранных делах, он был самым страшным в Петрограде врагом воров и разбойников империализма всех мастей и всех разновидностей. Они знали, какого могучего врага имели в нем. Ненавидели его и обыватели, для которых он был воплощением большевистского террора.
Но мы-то, стоявшие рядом с ним вплотную, мы знаем, сколько в нем было великодушия и как умел он необходимую жестокость и силу сочетать с подлинной добротой. Конечно, в нем не было ни капли сентиментальности, но доброты в нем было много. Мы знаем, что труд его был не только тяжек и неблагодарен, но и мучителен… Но никогда мы не слышали ни одной жалобы от этого сильного человека. Весь — дисциплина, он был действительно воплощением революционного долга.
Они убили его. Они нанесли нам поистине меткий удар. Они выбрали одного из искуснейших и сильнейших врагов своих, одного из искуснейших и сильнейших друзей рабочего класса…»
В другом письме отец писал сыну:
«…Я тебя горячо люблю, люблю, как развертывается твоя жизнь, и желаю, чтобы она была широкой, яркой и творческой, а значит, счастливой. Творчество без счастья приемлемо. Счастья без творчества нет…»
Такого человека, верного народу, высоким идеалам, воспитывал в своем сыне А. В. Луначарский. Таким он принял вызов немецких варваров.
Сейчас мы часто говорим и размышляем о преемственности поколений. А тогда она зримо воплотилась для меня в этом молодом советском патриоте, сыне наркома, жившего высшей нашей правдой и за нее отдавшего жизнь под городом русской славы — Новороссийском…
Новороссийск взят. Куда теперь поведет нас военная судьба? Гадали мы недолго. Скоро на наших картах маршруты легли на ранее незнакомые нам названия: перевал Волчьи Ворота, станции Южная Озерейка, Неберджаевская, Гайдук…
Начались бои за освобождение Тамани и Керченского полуострова.
МОЛНИИ НАД МОРЕМ
Над землей Айвазовского
Сентябрь 1943 года. Наконец пришел он и на нашу улицу, праздник! Войска Северо-Кавказского фронта раздавили линию немецкой обороны на Тамани — пресловутую «Голубую линию» — и вышли к Керченскому проливу.
Октябрь принес вести о разгроме мелитопольской группировки немцев. Советский солдат встал у Перекопа и Сиваша. В разосланной по полкам оперативной сводке говорилось:
«Нужно иметь в виду, что при высадке десанта на Керченский полуостров бойцы наткнутся на хорошо подготовленную оборону.
На Керченском полуострове находится до 85 тысяч солдат противника, около 70 батарей полевой, береговой и зенитной артиллерии, 60 танков, множество авиации, пулеметов, минометов.
Берег сильно укреплен и минирован. У берега замечено патрулирование подводных
Перед ударом все должно быть взвешено и учтено…»
Штурмовики прикрывали керченский десант. Мы, истребители, прикрывали штурмовку. И все шло вроде бы хорошо, но едва под крыльями машин проплыло Мамо-Русское, со стороны моря вынырнула четверка «мессеров».
Нельзя сказать, чтобы облачность — десять баллов — благоприятствовала маневру. Во всяком случае, она была равным союзником и нам, и противнику. Угадать намерения гитлеровцев было нетрудно: они явно пытались отсечь истребителей от штурмовиков. Значит, вскоре появятся новые «мессеры». Вероятнее всего, они уже на подходе.
Угадывать маневр противника к тому времени мы научились довольно точно. И дело тут не в какой-то раз и навсегда избранной немцами системе: среди них было немало первоклассных асов, всегда неожиданных в бою. Просто в характере каждого из нас необычайно остро выработалось то, что называют военным инстинктом, а еще точнее — быстротой, мгновенностью реакции на все, происходящее вокруг. Для тех, кто выжил в немыслимо жестоких боях за Севастополь, такая школа не прошла даром.
И в этот раз машина была брошена наперерез «мессеру», возглавившему атаку. Сбить или заставить свернуть с курса ведущего — значит, по меньшей мере, расстроить маневр противника и выиграть время. А там — посмотрим.
Видимо, это и называется военным счастьем: «мессер» неожиданно оказывается точно в прицеле. Бью с дистанции всего каких-нибудь тридцать метров. Немец был на вираже, и, удивительно, как мы не столкнулись. В какие-то доли секунды успел заметить, что два-три моих снаряда разорвались в кабине гитлеровца.
Мой «ястребок» пронесся выше «мессера», едва не задев его. Гитлеровец пошел резко вниз. Первая мысль: «Обманывает». Уже не раз фашистские летчики в критических ситуациях уходили от нас таким маневром, имитируя свою собственную катастрофу.
Бросаю и свой самолет в пике. Внизу — море. Вижу: гигантский столб воды взлетел в небо: «Ме-109» не стало. Вывожу машину в горизонтальный полет. Оглядываюсь: «мессершмитты» уходят.
В захваченном нашими бойцами документе — разведбюллетене 5-го армейского корпуса немцев от 18 декабря 1943 года говорилось:
«Десантная операция противника была хорошо им подготовлена, заранее продумана во всех подробностях… Наша пропаганда — листовки, забрасываемые самолетами, артснарядами, интенсивная работа громкоговорящих установок, даже тогда, когда у противника было очень тяжелое положение, не имела никакого успеха. Большевистская идеология, которой сильно пропитан весь офицерский состав, моральный подъем в связи с успехами Советской Армии в этом году — все это способствует тому, что войска противника способны творить чудеса».
Вот и сейчас закрою глаза и до мельчайших деталей вижу этот берег. Сколько раз проходил я от Керчи до Феодосии на бреющем!
За мысом Ак-Бурун Керчь скрывается из вида. Между мысом и кубанским берегом тянется коса с рыбными промыслами на ней. Справа по берегу видны дачи — дома отдыха Старого Карантина, дальше — камыш-бурунское строительство.
Вскоре за Камыш-Буруном, недалеко от берега, — Чурбашское соляное озеро, а между ним и следующим большим по размеру Тобечинским озером — Эльтиген (железная руда). У самого Тобечинского озера раньше была, помню, грязелечебница и за озером — вышки нефтяного Чонгелека. По берегу моря ряд маяков: Камыш-Бурунский, Эльтигенский, Такильский. Сейчас от многих из них остались одни развалины.