У самого Черного моря. Книга III
Шрифт:
Спасительная тень — только под крылом. Но разве под ним спрячешься, если ты не один, и не двое… Гимнастерки взмокли. На лицах — крупные капли пота.
— Пожалуй, начнем! — капитан Демидов жестом подзывает лейтенанта Нужина. — Давай карту.
Карту расстилают прямо на земле.
Летчики усаживаются кружком.
— Вот так орлы… — в голосе Демидова озабоченность. — Штурмовка на этот раз серьезная. Будем бить по кораблям в водах Дуная. Здесь и здесь… — Карандаш стремительно летает по карте.
— Что известно о зенитной обороне?
— У холмов — батарея.
— Вопросы будут на месте. — Нужин поднимается с земли. — Только решать их придется самим.
— А ты с Гитлером посоветуйся. На крайний случай — с Герингом.
— Пробовал. Не соединяют. Обюрократились, сволочи. Я им лично «пожалуюсь». Когда в Берлин приду!
— Вот-вот. Наведи у них там порядок.
— Сегодня и начнем «наводить»…
Давыдов улыбнулся. Это хорошо, что у ребят перед полетом отличное настроение. А шутки? Это не беззаботность. Без шуток в их деле нельзя. Скорби на войне и так хватает.
— За штурмовики, хлопцы, головой отвечаете!
— А мы всегда головой отвечаем…
Вот тяжело нагруженные штурмовики поднялись в воздух. Через считанные секунды стартовали «яки». Построились в боевой ордер. Истребители на сей раз вели Локинский и Кологривов.
Под крылом блеснула широкая гладь Дуная. «Куда же делись корабли?» — озабоченно думает Локинский.
— Шеф, смотри — они у пирсов замаскировались! — в наушниках голос Кологривова.
Локинский уже сам различает сторожевики, катера, баржи. Неуклюжим сундуком в них вклинилась землечерпалка.
— Начинайте!..
Первая волна штурмовиков проходит над кромкой берега.
И сразу — взрывы, огонь, дым.
— Следи за воздухом! — Локинский знает, что и Кологривову «не терпится». Но они договорились атаковать «по очереди». Конечно, ежели «мессеры» не появятся.
Три баржи пылают. Это поработали штурмовики Давыдова.
Локинский бьет по катеру. Тот вспыхивает костром.
Но в воздухе — гроздья огня: опомнившиеся фашистские зенитчики вступили в дело. Но ненадолго. Вот над их батареей взлметнулись взрывы.
«Молодец Кологривов, — благодарно думает Лакинский. — В самое время ударил: вторая шестерка „илов“, которую вел Нужин, уже заходит на цель».
Землечерпалка вдруг начинает чадить и через мгновение выбрасывает высокий сноп искр. Горящие катера расползаются по реке. С их бортов прыгают в воду солдаты.
— Кто атаковал катера? — не удерживается Локинский. — Отлично сработано!
— Молодежь! — В голосе ведущего — гордость: Сандбаталов, Еремин, Иванов…
— Пора домой…
— Вроде бы дело сделано…
Самолеты круто отворачивают от Дуная.
Нет безымянных штурмовиков. За ними — подвиг. За ними имена героев. Вот они: Локинский, Кологривов, Давыдов, Нужин, Иванов, Сандбаталов, Еремин, Новиков, Шакиров, Косихин, Дойников, Петрищев. И только еще начинающие свой ратный труд — Алексеев,
Так шла по земле наша месть. За товарищей, сгоревших в небе. За руины, оставшиеся за спиной, за развалины освобожденных городов. За безмерное горе народное…
Друзья комсорга Игоря Громова не бросали слов на ветер. Где бы ни проходили наши самолеты, они несли на крыльях своих возмездие.
Где зимуют раки
Ведущий второй пары Николай Петров вышел из боя в самом его начале: пушечная очередь «мессера» распорола бензобаки, штурмовик вспыхнул как факел. К счастью, летчику удалось выброситься на парашюте. Впоследствии он рассказал:
— Прикрывали вы нас хорошо, сам видел! — Я не в счет. Таких штурмовок без потерь не бывает… Но я — о другом. Это был тот редкий случай, когда летчик с земли наблюдает за действиями своих же товарищей в воздухе.
— Но как же тебя не схватили? Ведь ты приземлился почти рядом с колонной, которую мы штурмовали?
— Просто повезло. У самой земли ветром меня снесло в кустарник. А гитлеровцам, сам понимаешь, было не до меня — каждый из них думал только о своей шкуре. — Они разбегались по кюветам и обочинам, падали и смотрели, естественно, в землю, а не по сторонам. Конечно, я был бы, мягко говоря, огорчен ежели бы они ринулись к кустам и напоролись на меня. Тогда бы пришлось прощаться с жизнью во второй раз. Но добежать до кустов у них просто не было времени. Мы, вернее вы, — поправился он, — уже утюжили дорогу. И тут было не до перебежек.
— А ты?
— А что я? В руках — пистолет. Не идти же с ним «помогать» штурмовикам. Что я с этой хлопушкой сделал бы? Ну — пристрелил бы одного немца. А второй меня тут же прихлопнул бы. Но и этого мне бы сделать не удалось: огонь с воздуха был убийствен. Все горело и летело к чертям. Сделай я десяток шагов — и оказался бы вместе с фашистами на том свете у врат господних.
— Ну и как все это выглядело?
— Бр-р! Не хочется вспоминать. Мороз — по коже. Вначале накрыли голову и хвост колонны. Машины — в щепки. А бронированные тягачи опрокинулись. Сразу — пробка. Немцам ни вперед, ни назад. Уцелевшие грузовики и легковушки через кюветы — в поле. А кювет глубокий. Половина транспорта забуксовала. Тут как раз вы во второй раз зашли…
Да… С воздуха мне такого не приходилось видеть. Все горит, рушится. В воздухе свистят и осколки, и щепа разбитых кузовов, и какие-то железки. В общем — концерт. Все залегли. Не разберешь, кто мертв, кто жив. Только один офицер минуты три стоял и все из пистолета в небо пулял.
— Для чего? — изумился я. — Не самолеты же он сбивать собрался.
— И я думал — для чего? Скорее всего рехнулся. Нервы сдали. Не отдавал себе отчета в действиях.
— Что же с ним было?