У самого Черного моря. Книга III
Шрифт:
— Или пуля срезала или осколок. Подпрыгнул он как-то и бревном на землю…
— Как же тебе самому удалось уйти?
— А мне ничего и придумывать не пришлось. Только соизволили вы удалиться, поднялся такой ералаш, что тут не одного человека — роту бы не заметили. Те, кто остался в живых по шоссе и обочинам — на запад. Каким-то чудом уцелело два грузовика. Их так забили, что, думаю, развалятся по дороге. И все в страхе на небо оглядывались: не появитесь ли вы снова…
— Значит, неплохо поработали… Но все
— Нормально. Теперь ведь не сорок первый! Пересидел для перестраховки с часок в кустах. Потом выполз — и на восток. Для предосторожности шел ночами. Наткнулся на крестьянина с лошадью. Вначале тот испугался, думал я — немец. Пришлось изъясняться на пальцах. Кое-как поняли друг друга. Подвез он меня, сколько мог. Днем отсиделся, а ночью — снова в путь. Так трое суток прошло. А потом увидел танки. «Не фашистские ли?» Пригляделся — наши T-34!..
Лаконичные строки рапортов тех дней фиксировали и ярость и напряжение работы летчиков: «…В результате двух ударов уничтожено 2 орудия, 20 повозок с войсками и грузами, разрушено 2 блиндажа, вызвано несколько очагов пожаров и истреблено до 50 солдат и офицеров противника».
«…Истребители активно действовали на коммуникациях врага. 10 истребителей произвели бомбоштурмовой удар по скоплениям войск противника. На следующий день 22 истребителя с высоты 1500–2000 метров штурмовали войска и технику противника в районе Залакарь-Шаганы. В результате удара было уничтожено 17 автомашин, 60 повозок и более сотни солдат и офицеров».
«…Гвардейцы с бреющего полета один за другим неожиданно обрушили по вражескому буксиру ураганный огонь пушек и пулеметов… Подожженный меткими очередями буксир загорелся и врезался в берег».
Это только три «рядовых» штурмовки… А сколько их было!
Однажды разведчики вернулись с задания возмущенные и раздраженные:
— Мы ребят в боях теряем, а они там курорт устроили! Как будто и войны нет. Плавают, загорают…
— Кто курорт устроил? — удивился я. — Кто загорает?
— Немцы, товарищ командир.
— Какие немцы? Где?
— Самые обыкновенные… Мы прошли на бреющем — ноль внимания. Гогочут, веселятся, на лодках катаются. Судя по всему раков ловят, на прифронтовой речке. И на озерах, которые между морем и холмами…
Такое действительно «задевало за живое». Я подошел к карте.
— Покажите.
— Вот здесь. — Лейтенант очертил голубой виток реки. — И здесь. — Карандаш пометил синенькие кружки и овалы — озера.
— Сколько машин нужно, чтобы они прекратили ловить раков. И заодно показать, где эти раки зимуют?
— Звена три, думаем, будет достаточно.
— Добро! По самолетам!
Наши «яки» появились над головами гитлеровцев неожиданно — спикировали со стороны солнца.
Действительно,
«Сейчас мы вам позагораем!»… И вот фонтанами вздыбилась вода. С треском разлетались и тонули лодки.
«Отдыхающих» с пляжа как ветром сдуло. Голые, метались они в ужасе по откосу, выискивая малейшие выемки в земле, чтобы укрыться от беспощадного огня, обрушившегося на них с неба.
В воде — сущее столпотворение: купающиеся спешат к берегу. Но редко кто до него дотягивает.
Один заход. Второй. Третий. Смотрю вниз — все кончено.
Повсюду — трупы солдат и офицеров. А если кто и уцелел — лежит недвижимо, боится пошевелиться.
Делаем последний заход. Уже, так сказать, «психический», почти над самой землей.
Теперь — можно домой. Не один десяток солдат не досчиталось в тот день гитлеровское командование.
Ночью у командира 13-й…
Вы спросите — откуда я знаю эти подробности, описывая события, о которых речь пойдет ниже?
Все очень просто: даже в тех случаях, когда я не называю ни себя, ни летчиков нашего полка, мы не были сторонними наблюдателями этих событий. Наши «яки» шли рядом, сверху, снизу, на флангах атакующих армад.
И в день, когда военные объекты в Феодосии превратились в гигантский пылающий костер. И в черные часы Констанцы. И в кромешном оду, развернувшемся над Сулином, Аккерманом, Теплицем.
Как пишет гитлеровский генерал Манштейн в своей книге «Утерянные победы», Гитлер приказал, чего бы то ни стоило, удержать Крым в своих руках. «Противник, — заявил Гитлер, — не должен получить Крым, который он использует как плацдарм для действия русской авиации против румынских нефтяных промыслов».
Но мы использовали и Крым. И степи Одесщины. И до промыслов не только «дотянулись» — дошли «собственными персонами».
Командир 13-й авиадивизии Корзунов вызвал начальника политотдела полковника Борзенко и инженер-полковника Груздева в два часа ночи.
«С чего это такая спешка! — недоумевал Виктор Груздев, накидывая на плечи кожаную летную куртку. — Кажется, все идет нормально… А, может быть, что-нибудь случилось?..» Тревога уже начала закрадываться в его сердце.
Корзунов, кажется, спать вообще не ложился. Внешне он был прежним: густая копна волос, тонкое немного усталое лицо, глубоко запавшие глаза под густыми бровями. Он ходил взад-вперед по широкой горнице, машинально вертя в руках карандаш и, видимо, что-то мучительно обдумывая.