У всякого народа есть родина, но только у нас - Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

Тишков В. А.

После первых боев командир батальона меня взял адъютантом к себе… Немцы начали против нас выставлять своих снайперов…Один раз мы с командиром батальона капитаном Котовым подошли, смотрим, немец выскочил. Он дает приказание: «Вот вышел немец, убей его». Я вскинул винтовку через окно, выстрелил и немец упал. …Тут поднялось восхищение, поскольку меня там уже все знали. Я уже большим авторитетом пользовался среди бойцов. В шутку смеются надо мной, восхищаются. Глядим, второй к нему идет на помощь. Тот немец, которого я убил, вероятно, шел с донесением. Кричат: «Зайцев, Зайцев еще один идет, хлопни и этого». Я перекинул винтовку, ударил – и тот упал. Уже двое за каких-нибудь 30 минут. Меня это занятие заинтересовало. Я встал у окна, смотрю – еще один немец ползет к этим двум убитым. Я этого ударил и этого убил немца.

На второй день после этого командир полка подполковник

Метелев вручает мне через командира батальона капитана Котова именную снайперскую винтовку с оптическим прицелом. Я начал учится стрелять из этой винтовки. У нас в полку был тогда один снайпер Калентьев Александр. Он мне помогал изучать эту снайперскую винтовку. Три дня я ходил с этим снайпером Калентьевым, присматривался к его действиям, как он винтовкой этой работал. Материальную часть винтовки мне помог изучить старший лейтенант Большешапов Василий. С этого времени я стал ходить в засаду. У меня были уже хорошие успехи. Если бы я один действовал, мне было бы легче проследить немцев. Между прочим, за мной они очень много охотились, немцы меня уже знали. Я тогда решил набрать побольше снайперов.

Я людей подбирал сам, дружил с ними, любил их. С ними делился всем: подчас с питанием было трудно, приходилось делиться сухарем своим, табачком. Когда люди видят, что к ним относятся с открытой душой, у них появляется привязанность к тебе. Я надеюсь, что если он меня душой полюбил, то он меня нигде не бросит, и я его тоже.

В одном районе на Мамаевом кургане, нам надо было взять один дзот, который не давал возможности нам маневрировать, переходить из одного района в другой, подносить пищу, подтаскивать боеприпасы. Командованием была поставлена задача: взять этот дзот. Наша пехота несколько раз туда ходила, но атаки ее срывались. Там засели немецкие снайперы. Я послал туда из своей группы двух снайперов, но они там промахнулись, их поранили и они вышли из строя. Командир батальона приказал мне самому пойти и взять еще двух снайперов. Я пошел в этот район. Наскочил я на хорошего немецкого снайпера. Я только показал каску из окопа, он ударил по каске, каска упала. Но нужно было определить, где он находится. Это очень трудно было сделать, потому, что как только выглянешь – он ударит и убьет, значит нужно обмануть его, перехитрить, то есть подойти тактически правильно. Я ставлю на бруствер каску, он стреляет, каска летит. Я часов 5 охотился за ним. Тогда я прибег к такому способу. Снял варежки с руки, надел на дощечку и из траншеи высунул. Немец думает, это кто-то поднимает руку, не хочет воевать. Он дает выстрел. Я опускаю эту варежку, смотрю, где варежка пробита. По пробитому месту я определяю, откуда он стрелял… Этот выстрел мне дал район направления, откуда он стреляет. Я беру перископ окопный и начинаю наблюдать, увидел я его. Наша пехота лежит за передним краем, всего надо было преодолеть метров 30 препятствия до немецкого дзота. Выследил я его, он приподнялся, чтобы посмотреть нашу пехоту, оторвался от винтовки. В это время я выскочил из окопа, перекинул винтовку, ударил и он упал. Я навожу огонь по амбразурам этого дзота, откуда стреляют их пулеметы. Я начинаю бить по амбразурам, чтобы не дать возможности пулеметчикам подойти к пулеметам. В это время пехота рывком кинулась на этот дзот.

5 октября 1942 по 10 января 1943 гг. на моем счету числится 242 убитых немца. Всего я обучил 30 снайперов. Организовал снайперское движение. В «Красном флоте» за 15 марта статья гвардии капитана Аксенова, в которой он описывает мою деятельность… На одной высоте наша рота была отрезана пулеметным огнем немецкими снайперами. Подход к ней был очень трудным. Командование требовало отыскать противника, где он засел. Два, три раза ходили, но установить не удалось. Командир полка подполковник Метелев приказывает установить, где находятся точки противника, где засели снайперы и расчистить подход. Я со своими красноармейцами Куликовым Николаем и Двояшкиным пошел. Вышли к 5 часам утра, еще темно было. Днем не видно, откуда стреляют… мы в окоп залезли, завернули большую папиросу. Надели каску, сделали крестовину, верх этой палки обернули тряпкой, получилось вроде лица. Надели каску, в рот вложили горящую папиросу, шубу накинули и показываем, немецкий снайпер видит, человек курит папиросу. Когда в темноте стреляют, то огонь от винтовки виден. Этим удалось засечь, где находится немецкий снайпер… я успел засечь расположение немецкого дзота… мне снайперский огонек сбить не удалось. Только установил расположение. Я связался с нашей противотанковой артиллерией. Наша противотанковая артиллерия разбила немецкие

блиндажи и немецких снайперов. Таким образом, мы вывели нашу роту, которая была отрезана.

Еще один пример. Брали мы железобетонный мост. Несколько раз пробовали его брать, не удалось. Наши атаки срывались. Я с группой снайперов в 4 человека зашел к немцам с фланга скрытно, даже вернее зашел не фланга, а с тыла. Залезли мы в разрушенные домики. Когда наши пошли в атаку, немцы начали выбегать и забрасывать наших гранатами. В то время, когда они выбегали из укрытия, мы их стреляем. Они нас обнаружили и выкатили против нас орудие. Мы всю прислугу перебили. За каких-нибудь два часа мы вчетвером убили 28 немцев. Это было 17 декабря 1942 года. Нашей пехоте удалось занять этот сильно укрепленный мост. До этого сколько раз брали, сколько раз снарядами били прямой наводкой – не поддается никакому разрушению. Там метров шесть толщиной бетон. Снаряд ударит, лунку сделает и все…

В моей памяти есть интересный отпечаток. Часто бойцы при встрече смеются над этим. Первый раз меня контузило. Я залез в разваленную печь, дом сгорел, а осталась одна печь и труба. Я в эту печь залез и из этой печи бил немцев, но немцы меня обнаружили и мины ударили в трубу. Меня завалило в этой печи кирпичом, винтовку разбило. Из печи я много немцев перебил. Когда меня завалило, у меня сапоги были большие 46 размер – с ног свалились, плащ-палатка была разрезана и навернута на ноги. Я ноги подогнул, а сапоги остались. Между прочим, часа 2 я там лежал без памяти. Потом когда отошел, разворочал весь кирпич, ноги вытащил, а сапоги, как я уже сказал, остались в печи. Я кирпич весь выбросил, думаю: «Убьют, черт с ними». Разбитую винтовку повесил на шею на ремне, ноги портянками обмотал, сапоги захватил в руки и босиком бегу по переулку. Бойцы смеются. Интересно сфотографировать было. Немцы почему-то тут не стреляли.

Еще случай. В овраге Долгом это было. Тут была их кухня. В подвале. Вечером, поздненько уже, солнце скрылось. Мы сидели в одном здании курили. Смотрим, выходит немец здоровый-здоровый. У них термосы очень большие. Немец этот выходит во всем белом – повар, видимо, и начинает мыть этот термос. Расстояние было метров 400. Его так уголком видно. Мне кричат: «Зайцев, стреляй в него». Я перебросил винтовку и когда он взялся за края и заглядывает в термос, я ударил в голову. Он головой ткнулся в термос, а туловище осталось. Бойцы говорили: «Собственное орудие навел в сторону противника». Много смеялись над этим.

О присвоении звания Героя Советского Союза я узнал в феврале 1943 года. Я сюда приехал по приказу начальника Глав ПУРА тов. Щербакова. Когда пришел к его помощнику у капитана Ведюкова, я еще не знал о награждении. Пришел, меня поздравляют. Указ о моем награждении был 23 февраля 1943 года. 26 февраля я получил орден Ленина. Выдавал Михаил Иванович Калинин.

Как меня ранили. Я сидел в засаде. Немцы меня обнаружили… Их снайпер не давал подняться. Я сидел под вагоном… Прямой наводкой они ударили в вагон. Осколки от вагона полетели прямо в меня. Один снаряд надо мной разорвался. Обожгло лицо, осколками ранило меня. Всю одежду сорвало, ногу вывернуло в колене, в правом ухе перепонка лопнула. В общем, очень сильно был ранен.

В партию вступил в октябре 1942 года. Мы были в окружении одно время. Тут Волга, через Волгу нельзя подтянуть ничего. Нас взяли в кольцо. К жизни признаков никаких нет. Я тогда был командиром. Я так считал, но бойцам нельзя этого сказать. Положение было исключительно тяжелым. Я тогда был глав. старшиной. После первого боя я получил правительственную награду медаль «За отвагу».

Когда мы сидели в районе завода «Метиз», там немцы потащили одну женщину (предполагают, что насиловать). Мальчонка кричит: «Мама, куда тебя». Она кричит оттуда, недалеко от нас было: «Братцы, выручайте, помогите». Разве это не действует. А как ее спасешь, когда тут передовая линия. Нас было мало, кинешься – перебьют и все сорвано будет. Или в сад посмотришь, на сучках висят девушки, дети – разве это не действует. Это потрясающе действует.

Усталости не знали. Сейчас как похожу по городу, устаю, а там часа 4–5 утра позавтракаешь, в 9–10 приходишь ужинать, целый день голодный и не устаешь. По 3–4 дня не спали, и спать не хотелось. Чем это объяснить. Все время в расстройстве, ужасно вся эта обстановка действовала. Каждый боец и я сам лично только и думал, как можно дороже отдать свою жизнь, как можно больше перебить немцев. Только и думаешь, чтобы принести больше вреда, насолить как можно больше. Под Сталинградом я был три раза контужен и ранен. Сейчас у меня расстройство нервной системы, все время трясет.