Уайклифф и охота на диких гусей
Шрифт:
– Ну, не то чтобы они очень молоды. Джозефу лет за сорок, а Дэвиду – тридцать один или тридцать два года. Пожалуй, так. И друг на друга они совершенно не похожи. Джозеф – крепкий мужчина, рыжий, весь в отца пошел А Дэвид – худой и темноволосый. Семейный бизнес после смерти отца перешел к Джозефу. У них мать с отцом оба в две недели скончались, один за другим. Переболели гриппом, потом воспаление легких – вот такие дела! – Она вздохнула. – Это было лет десять или двенадцать тому назад. И с того-то времени Джозеф и стал у нас обедать. А Дэвид – он участвует в бизнесе года три. Я помню
– А братья как, мирно живут, ладят?
Женщина склонила голову набок:
– Ну, со стороны-то оно так, но я сомневаюсь. Дэвид много ездит, говорят, он хорошие связи завел с коллекционерами и все такое. Он любит все время мотаться, ездить, а Джозеф – нет, он домосед. Но мне кажется, Джозефу совсем не нравится, как У них дела идут…
Кафе стало заполняться народом, и толстуха принялась расхаживать от прилавка к столам. Хотя двигалась она намеренно неспешно, но успевала принять все заказы и подавать пищу вовремя, да еще и обменивалась последними сплетнями с посетителями.
– Выпьете что-нибудь? – спросила она у Уайклиффа.
– Да, легкого пивка, пожалуй.
Жаркое было вкусных, но все-таки добавки брать не хотелось. Среди завсегдатаев заведения было на удивление много молодежи из близлежащих офисов но большинство из них удовлетворялось всего лишь тарелкой супа и кусочком хлеба. Время от времени в зал заглядывал коротенький человечек в белом поварском колпаке, надвинутом на уши. Он обменивался с посетителями короткими приветствиями на несколько странном английском.
Толстуха добродушно улыбнулась в ответ на вопросительный взгляд Уайклиффа:
– Он чех. Приехал сюда после ихней «пражской весны» шестьдесят восьмого года.
Уайклифф продолжал следить за антикварной лавкой. Прохожие иногда останавливались перед дверью, но не пытались войти или хотя бы позвонить.
Отобедав, Уайклифф вышел из кафе и пошел по той стороне Бир-стрит, на которой располагался антикварный магазин. Чуть дальше он увидел узенький проход между соседними магазинами и свернул туда. Сквозь растрескавшийся асфальт пробивалась трава. За каждым домом по Бир-стрит имелся дворик, откуда на эту аллейку выходила калитка. Во дворе у Клементов был еще и гараж. Калитка открылась легко – была не заперта.
Дворик, вымощенный обросшими мхом кирпичами, был тесен – не развернуться. Гараж стоял пустой. Два окна первого этажа выходили во двор; их не открывали, судя по всему, уже много лет, и проемы были затянуты сеткой, но в одном из них тускло посвечивал огонек зажженной лампы – вероятно, настольной, если судить по высоте светящегося пятнышка. Дверь в дом была тяжелой, солидной, но, к удивлению Уайклиффа, тоже отворилась легко, от одного толчка. Он постучал по двери костяшками пальцев, ответа не последовало. Тогда он вошел. Помещение, куда он попал, в свое время явно выполняло роль кухни, но сейчас тут стоял тазик для умывания, а через тамбур был вход в туалет. Направо располагалась дверь, ведущая в комнату, где горела лампа.
Тут располагалась контора магазина – стоял массивный письменный стол, вращающееся кресло, шкаф для бумаг и старомодный черный сейф с бронзовой отделкой. На столе стоял телефон и поворотная лампа – она была включена. Посредине лежал распахнутый торговый каталог, рядом – шариковая ручка. Перекидной календарь и пепельница, почти до краев забитая окурками, а рядом – пустая сигаретная пачка. Впечатление создавалось такое, словно из кабинета выбежали второпях… Но только слишком уж здесь было холодно инеуютно, да еще перекидной календарь показывал субботу вместо понедельника…
Уайклифф прошел через контору к двери, ведущей в торговый зал – тусклое помещение с крепким застоявшимся запахом старья. В конце зала, отделенные от улицы прочной витриной, виднелись столы и шкафы, где под стеклом стоял фарфор, хрусталь, фигурки из слоновой кости и были разложены монеты Не считая монументального лакированного шкафа, тут ничего не говорило об интересе владельцев к искусству Востока.
В углу стальная винтовая лестница вела на второй этаж Уайклифф взобрался по ней до маленькой площадки, где начинался коридор.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – позвал он.
Он вошел в первую комнату – это была гостиная. Обычный мебельный гарнитур – диван и два кресла, телевизор и побитый молью ковер… В окно видна была Бир-стрит и кафе напротив. Следующая комната по коридору оказалась спальней. Тут имелись большая двуспальная кровать, гардероб и старый комод в стиле эпохи короля Эдуарда. На тумбочке у кровати стояла в рамке фотография девушки в голубом брючном костюмчике. Она была хорошенькая, но резкие, хищные черты лица придавали ей агрессивное выражение маленького злобного зверька.
С другой стороны коридора, в задней части дома, помещались кухня и ванная, отделанные по моде пятидесятлетней давности, а дальше располагался кабинет, совмещенный со спаленкой Тут стоял у окна письменный стол и… только через пару мгновений Уайклифф увидел рыжеволосого человека, лежащего на полу рядом со столом.
Уайклифф склонился над телом. Человек был мертв, за правым ухом в его голове чернело входное отверстие от пули. Вокруг на рыжих волосах, похоже, имелись следы пороховой копоти. Тело было неестественно изогнуто, голова покоилась на боку, закрывая таким образом место выхода пули – судя по количеству вытекшей крови, там была огромная дыра… Самоубийство? Но оружия нигде не видно. Разве что оно придавлено телом. Вполне возможно – убийство.
Человек явно сидел и мирно занимался своей коллекцией марок – на столе лежало несколько марок в полиэтиленовых оболочках, лупа, пинцет и кляссер. Здесь была и курительная трубка; другие трубки стояли в специальном ящичке на стене у стола. На столе – пепельница и кисет с табаком.
Книги на полках у узенькой софы представляли собой в основном справочники и каталоги по филателии, среди них попалось несколько работ по старинной английской мебели. Уайклиффу нравились такие библиотеки; он испытывал слабость к коллекционерам, считая их милыми чудаками, даже если их чудачества были слегка чрезмерны.