Убей-городок
Шрифт:
Так, начало обнадёживающее, подумал я. «Босой» в шоке. Никаких сомнений, что это он меня подрезал и теперь пребывает в полном недоумении. Мой приход для него сигнал, что милиции всё известно. Он понимает и свой прокол, если не дурак: уж слишком его реакция соответствует фактическому признанию вины. Теперь нельзя позволить ему очухаться, а то вывернется, замулит, ничего мол не знаю. А что у меня на руках, какие доказательства, кроме внутреннего убеждения? – Ничего. Значит, полный вперед: только блеф и напор.
Я показал Бурмагину кивком головы – вперед на кухню. Сам бегло осмотрелся.
Квартира у Бурмагина двухкомнатная, «хрущоба», с тесной прихожей и микроскопической
Комнаты я осматривать не стал, только заглянул – мало ли, вдруг там кто-то засел? Но кроме дивана, шкафа да тряпок на полу ничего нет.
Кухня полупустая. Нет ни холодильника, ни типичного для наших квартир шкафа-пенала. Стол, пара табуретов, несколько ящиков из-под вина. Видимо, используются вместо сидений. На полу гора мусора, состоявшая из окурков, рваных газет, подсолнечной шелухи. На грязной и закопчённой газовой плите кастрюли, успевшие покрыться коростой. На столе, понятное дело – немытые тарелки, грязные стаканы, окурки. А по грязной столешнице неспешно шествовал здоровенный таракан.
В общем и целом, все, что я увидел, можно охарактеризовать одним словом – срач. Жаль, это слово в обиход войдет позже, поэтому вслух я его постараюсь не произносить.
А ведь несмотря на беспорядок, кухня не производила впечатления «убитой». Если прибраться, выкинуть мусор, полы и стены отмыть, плиту как следует отскрести, жить можно. Видел я квартиры, в которых хозяева годами не прибирались, а просто копили мусор. Вот там, чтобы привести помещение в «божеский» вид, одной только уборкой не обойтись. Как минимум нужен косметический ремонт, а максимум – перестилать сгнившие полы, все шпатлевать, менять кафельную плитку, если, конечно, достать такой дефицит получится. В общем – все выкинуть, оставив лишь стены, а потом все сделать заново.
Значит, Бурмагин пьет не так и давно. Может быть пару месяцев, может и три. А если мебель отсутствует, то это значит, что мужик пропивает свое имущество.
— Садись! – я указал на табурет и велел Бурмагину вытянуть ноги вперед. Из этого положения у него не получится быстро вскочить, захоти он сделать мне какую-нибудь бяку. А вот мне из-под него табуреточку очень даже удобно выбить будет, если что. Санька-то рядом, но не настолько, чтобы немедленно прийти на помощь. Сам садиться не стал – я должен доминировать (всего этого молодой Лёха Воронцов, конечно, ещё не знал, но знал я поживший и повидавший).
— Теперь, давай, колись!
Конечно, в соответствии с советским законодательством я должен бы вежливо обратиться к нему на «Вы» и поинтересоваться, не он ли это порезал меня, а после того, как он, разумеется, откажется, принести извинения и удалиться со смущённым видом. По крайней мере, именно так думает наша прокуратура. Но мы пойдём другим путём. Я повысил голос:
— Ну, Босой!
Услыхав свою кличку, Бурмагин вздрогнул:
— Так че и сказать-то не знаю. Бутылки ходил сдавать, тебя, то есть, вас увидел. Внутри аж все закипело… Думаю – порежу падлу лягавую. А у меня нож был в кармане. И вокруг никого нет. Ни одного свидетеля. А ты отвернулся как раз, на что-то отвлекся. Вот, я и не удержался.
Так, хорошо идёт. Но темп сбавлять нельзя. И никакой человечности. Одна голая функция возмездия.
— Дальше давай, с подробностями, с деталями. И не молчи, а то в другом месте продолжать будем.
Однако, мой напор, похоже, и не требовался, потому что дальше произошло совсем уж неожиданное – Бурмагин обхватил руками свою лысую башку и зарыдал:
— Не хотел я тебя убивать, все само-собой вышло. Запил я по весне. Я же пять лет не пил, с
А тут, в апреле, словно резьбу сорвало. На работе с мастером поругался, он у нас слишком принципиальный — в брак половину дневной выработки отправил, хотя и вины моей нет, станок барахлил, так я и решил грамм сто выпить, чтобы успокоиться. Ну, сто выпил, потом еще… А дальше уже не помню. Все будто в тумане было. Проснулся как-то – ни Полины, ни деток. Вещи детские забрала, вот только Мишка остался — под кроватью лежал.Я его Мариночке в Ленинграде купил. Очухался, поехал в Шексну, а тесть, хоть и не мильтон, но тоже ваш, в колонии служит. Он мне сразу сказал – мол, пить завязывай. А я в Шексне и не пил почти, только пару бутылок пива, чтобы голову поправить. Вернулся, весь не в себе был, не помню даже, за что на пятнадцать суток-то угодил? И с работы пришли, сказали – мол, за прогулы уволили. Ладно, думаю, хоть в лес схожу, уток побью. Я и сам без охоты жить не могу, да и тесть у меня жареную утку уважает. И доченьке бы кусочек хлеба принес. А тут и ты, ружье у меня забрал. Так как я теперь жить-то стану? И доченьки нет, и на охоту не с чем сходить.
Я слушал слезливые излияния взрослого мужика и чувствовал, что скоро мы зайдём не туда и дальнейшего адекватного разговора не получится. Значит, надо закрепить успех, пока не поздно. Я смахнул со стола лишнее вместе с любопытным тараканом и положил перед утирающим слезы Бурмагиным лист бумаги и ручку.
—Пиши, о чём только что рассказал. Самую суть: где, когда, кого, чем, где нож и всё такое.
Только старался я зря. У мужика так плясали руки, что мне стало его жалко. Поставь сейчас перед ним стакан водки — до рта не донесёт. Где уж тут писать чего-то. Вот ведь надо было выпросить у соседа по общаге портативный магнитофон. Видел я у него такой, катушечный ещё, «Весна-3» называется. Но на нет и суда нет, чего теперь горевать. Да и не факт, что магнитофонная запись будет признана за доказательство.
Я быстренько прикинул, что мы имеем.
Можно, конечно, записать показания самому (Саньку я по некоторым резонам в происходящее посвящать не хотел), дать этому кренделю расписаться, но он, пожалуй, и этого сделать не сможет. И потом, потерпевший милиционер почему-то сам, а не следователь записывает показания своего обидчика – какая цена будет такому «доказательству»? А как только «Босой» окажется в КПЗ, сокамерники его быстро научат идти в отказ. Дескать били, унижали, угрожали, вот и оговорил себя с испугу.
Я прислушался к своим ощущениям, а хочу ли я его «посадки»? И честно ответил себе: нет. Кого у нас в колонии из сволоча человеком сделали? Не помню такого. Вот авторитет криминальный заработать – это пожалуйста! Как же: милиционера на перо посадил. Наколет себе на костяшках «СЛОН»* и будет ходить героем. К тому же в той ветке событий, которые достались мне в будущем, «Босой» наказания не понёс. Может и здесь как-то вывернется? Может быть, сколько бабочек не дави, основные события являются незыблемыми? Вот чёрт, и спросить не у кого. Но возмездие должно наступить. И я понял, какое.