Убей или умри! 2
Шрифт:
Сейчас в мелькающем свете уличных фонарей, кажется, что ей может быть и чуть за тридцать, и сильно за сорок. Видно только, что она очень красива, холеной, ухоженной аристократической красотой. "Дорогая штучка" Марина, по сравнению с ней смотрится обычной дворняжкой.
Мы странная пара, таксист с любопытством поглядывает на нас в зеркало, а мы молчим всю дорогу, и только ей рука сжимает мою, словно даже здесь она боится остаться в одиночестве.
Машина останавливается перед высоким забором с коваными воротами. Ирина опускает стекло,
— Здесь! — командует Ирина рядом с двухэтажным домом с большими панорамными окнами.
Мы выходим. Я собираюсь попрощаться, и уехать на той же машине, но Ирина не отпускает мою руку.
— Зайди пожалуйста… хоть на полчаса… — просит она, — я на сегодня опустила прислугу. Мне страшно одной.
Дом внутри роскошен. Еще недавно я считал богатством Маринину квартиру, но здесь даже боюсь предположить, сколько такой стоит. Ирина набирает на настенном пульте комбинацию, и в доме загорается свет, начинает играть тихая музыка, а в гостиной вспыхивает камин.
На стенах картины, и я не удивлюсь, если это подлинники. На небольших кубических постаментах стоят статуи, на одном статуя танцующей обнаженной девушки из темной бронзы, на другой абстрактная стальная фигура из нескольких скрученных листов металла, похожая то ли на застывший порыв ветра, то ли на готовую взлететь птицу.
— Андрей, проходи… — Ирина вешает мою куртку, сбрасывает туфли в прихожей, и дальше идет босиком. — у тебя лоб в крови, садись, я тебе обработаю.
Я оставляю там же свои "гуччи" и поднимаюсь в гостиную. Ноги утопают в мягком паласе, а мебель выглядит настолько белой, что даже садиться на нее страшно, вдруг оставишь пятнышко.
Где-то внутри после предложения "остаться" я жду какого-то соблазнения. Представляю, что Ирина сейчас выйдет в нижнем белье, или чулках и ночной сорочке. Сюжет фильма "Курьер и богатая милфа", Я, я, фантастиш!
Но Ирина оказывается одета в скромный шелковый халат, куда более закрытый, чем платье до этого, и смешные тапочки с помпонами. В руках у нее вата, антисептик и пластырь.
Героически терплю, пока она дезинфицирует мне лоб, если там и есть ссадина, то я её не чувствую. Но Ирина играет в сестру милосердия, приклеивает пластырь и оглядывает меня, довольная результатом.
— Теперь кофе, — провозглашает она, — я давно не веду хозяйство, но с кофе должна справиться.
К кофе прилагается коньяк незнакомой мне марки из пузатой бутылки. Я прошу налить себе совсем немного, а вот себя она не обижает. Понятное дело, стресс.
— Как мне повезло, что ты оказался рядом. — она забирается в кресло с ногами, и прихлебывает коньяк, — такой беспомощной я себя никогда не чувствовала.
— Кто это был? — спрашиваю я.
— Знакомый, — морщится Скуратова, — теперь уже, понятное дело, бывший знакомый.
Про то, что психолог проекта оказалась со своим знакомым в ПодZZемке в то же время, что мы с Мариной, я молчу, мне интереснее другое.
— Вы же психолог, — подпустив в голос наивности спрашиваю я. — Неужели не видите людей насквозь.
— Сапожник без сапог, — смеется Ирина, — когда вмешиваются эмоции, ни один психологический расчет не срабатывает. И вообще, мы договорились на "ты".
— Брудершафт! — предлагаю я. — Мне интересно, как она поведется на подначку.
Ирина придвигается ко мне, переплетает руку с моей, и прикладывается к бокалу. Чтобы не выглядеть дураком, тоже опрокидываю в себя коньяк.
Её губы терпкие, жгучие и очень мягкие, они пахнут дорогим алкоголем и шоколадом. Ирина чуть отстраняется от меня. Её глаза смеются.
— Все еще "Ирина Владимировна"? — спрашивает она.
— Надо проверить, — говорю я, и целую её снова.
Пить коньяк, целоваться и кормить друг друга конфетами приятно. Смешно, но я никогда не занимался с девушками ничем подобным. Либо сопливая романтика, либо секс. А это… это уютно… и забавно…
— Ира… Ириша… Ирэн… Ирусик… Иришка… — перечисляю я.
— Чем тебе не нравится просто "Ирина", — фыркает Скуратова.
— Ирина… Марина… слишком похоже, — заявляю я, — вдруг перепутаю…
— Ах ты… гаденыш! — Ирина кидает в меня подушкой, которую я ловлю на лету, — Да я эту Марину даже в горничные не взяла бы… дрянь мелкую… перепутает он… да ты меня до старости не забудешь… я лучший эпизод в твоей никчемной жизни…
— Ловлю на слове, — говорю я.
А потом нам становится не до разговоров.
Ирина не соврала. Она знала моё тело лучше, чем я сам. Руками, пальцами, языком, даже волосами и напряженными сосками она доводила меня до безумия, не позволяя войти в себя, а затем так же без остатка отдавалась, обхватив мои бедра своими ногами и вжимая меня в себя.
Первый раз я разрядился почти сразу, едва вошел в нее, но она снова и снова возбуждала меня, приводя в боевую готовность. Мы начали в гостиной, продолжили на кухне, куда пошли за второй бутылкой коньяка, и закончили в спальне уже под утро измотав друг друга до предела.
— Надеюсь, вы хорошо заплатили тем ребятам
— Каким?!
— Которые тебя в машину тащили. Одному я точно нос сломал, так что он премию заслужил.
Ирина чуть не подскакивает на кровати, уставившись на меня.
— О чем ты?!
— Ирин, если бы я не понял, что это подстава в жизни бы не стал в этом участвовать. Ты знаешь, что мой отец точно из за такой же ситуации сел на два года? Если бы знала — придумала что-то более оригинальное.
— Офигеть, — Ирина даже не пытается оправдываться, — вот мы прокололись…
— Ага, — по лицу Скуратовой я вижу, что кому-то сегодня утром серьезно достанется.
— А зачем ты тогда ввязался?! — продолжает выяснять она.
— Интересно же, к чему это все приведет, — нагло заявляю я, — вот как далеко мы зашли.