Убежище
Шрифт:
Взгляд ее остановился на кровати. Какой уж тут сон, безнадежно подумала она, забрала со стола гостевую карточку с ключом, мобильник и направилась к выходу.
Корбен выключил телевизор и через полутемную гостиную прошел в спальню. Тяжелый сегодня выдался день, пожалуй, самый тяжелый за все последнее время. Весь день его поддерживало возбуждение, но сейчас каждая клетка его тела молила об отдыхе, и Корбен не собирался бороться с усталостью.
Он улегся в постель и выключил свет. Жалюзи отгораживали его от внешнего мира, и он позволил себе расслабиться, но его мозг продолжал упрямо работать над предстоящей
Мысли его вернулись к звонку Эвелин Бишоп Тому Вебстеру. Корбен попросил аналитика из Лэнгли ввести это имя в систему поиска. На дисплее возникло множество сносок — оно оказалось удивительно распространенным. Тогда Корбен назвал аналитику примерный возраст Вебстера и некоторые сведения о его прошлом, но тот предупредил — потребуется время, чтобы по имеющимся данным найти нужного человека.
Значит, с этим придется подождать, а пока следует обдумать главное. Последние данные Ольшански показали: Абу Барзан остановился наночь в Диярбакыре, маленьком городке на юго-востоке Турции, примерно в пятидесяти милях от границы с Сирией. Корбен предполагал, что он направится в Мардин, расположенный ближе к иракской границе. Оба этих города имели аэропорты, но аэропорт в Диярбакыре был крупнее, как и сам город, и приезжие привлекали в нем меньше внимания. Используя трехмерную карту, Ольшански сумел определить местонахождение торговца с точностью до пятидесяти ярдов в радиусе, что было достаточно для такого небольшого городка, как Диярбакыр.
Корбену следовало обмозговать, как оказаться там, не привлекая внимание своих коллег к тому, что он может там обнаружить. У агентства были свои люди в этом регионе, но Корбен не хотел перепоручать им дело. Нужно поступить так, чтобы ни Хэйфлик, ни кто-либо другой не разузнали о его действительных целях. Пожалуй, поездку можно будет оправдать, сказав, что Ольшански выслеживает чей-то телефон. Якобы человека, которому Фарух звонил из кафе. Человека, заинтересовавшего Корбена. До Диярбакыра всего триста миль. Полет на легком самолете займет не больше пары часов. Нужно будет уладить этот вопрос с самого утра, чтобы оказаться вовремя на месте, когда там появится таинственный покупатель.
Мысль о предстоящей встрече порадовала Корбена, и он погрузился в столь необходимый ему сон.
Находившийся в гостинице двумя этажами выше Миа, Кирквуд оторвал взгляд от ноутбука и успел посмотреть по телевизору половину ее обращения. Он уже видел его по другому местному каналу. Работники пресс-центра посольства потрудились так же хорошо, как и Миа; похитители ее матери наверняка слышали обращение.
Он вернулся к дисплею ноутбука, где высветилась неприятная информация, пересланная его связником в ООН. Он уже наспех пробежал глазами материал, но хотел изучить его внимательнее.
Файл о хакиме.
В файле упоминался и Корбен, как агент, которому поручено найти хакима. Сам Корбен казался человеком надежным. На Среднем Востоке он выполнял обычные задания агентства, ничего особенно грязного или порочного. Но информация о хакиме буквально потрясла Кирквуда.
Его иракский контактер упомянул: за последние годы кто-то несколько раз запрашивал про уроборос, но он не смог установить, кто стоял за расспросами. При Саддаме люди боялись говорить. А в данном случае еще больше.
Содрогаясь от отвращения, он еще раз просмотрел досье. Обнаруженные в Ираке факты потрясали душу. Вскрытие нескольких трупов, обнаруженных после обыска подземелья хакима, с ужасающей точностью показывало, над чем работал хаким. Теперь в целях хакима можно было не сомневаться.
Многие его эксперименты проводились над лабораторными животными, в основном на мышах, и достигали различной степени успеха в омоложении животных или в продлении их жизни. Но весь ужас заключался в том, что хаким не ограничивался мышами. Те же самые эксперименты он проделывал над людьми.
Подобный опыт, как известно, в начале девяностых годов провели итальянские и американские нейроученые. Он заключался в пересадке ткани, взятой из шишковидной железы молодой мыши, старой, и наоборот. В результате старые мыши молодели, а молодые старели. Первые выглядели крепче и здоровее, с удивительной энергией бегали по клетке, вращали колесо и жили дольше мышей своего возраста. Последние утрачивали подвижность и становились такими слабыми и вялыми, что не могли выполнять даже самые простые трюки, с которыми легко справлялись до пересадки ткани; и умирали они раньше своих сверстниц. Вскрытие животных с пересаженной молодой тканью показало поразительные признаки омоложения их внутренних органов. Поскольку шишковидная железа отвечает за выработку гормона мелатонина, омоложение связали с повышением уровня мелатонина у животного с пересаженной тканью, ускорившей производство этого гормона.
Однако в целом результаты экспериментов не обнадеживали. После тщательного изучения ученые выяснили: мыши, подвергшиеся эксперименту, имели генетический дефект, практически не позволявший им производить мелатонин. Следовательно, совершенно нелепо связывать их улучшенное физиологическое состояние с мелатонином. Но отрицая роль мелатонина в улучшении их состояния и продлении жизни, нельзя было игнорировать сам факт результата опыта — мыши действительно выглядели помолодевшими и позднее умирали. Следовательно, здесь крылась какая-то другая причина, а не мелатонин.
Вскрытие показало — некоторые эксперименты хакима преследовали цель установить, давала ли такие же результаты пересадка ткани шишковидной железы людям. Произведение подобных опытов на людях имело свои трудности. Шишковидная железа человека, размером с горошину, находится в коре мозга. Она работает активно до наступления половой зрелости, по мере взросления известкуясь и, как полагают, полностью прекращая функционировать. Выходит, ее можно брать только у детей или подростков, а эндоскопическая микрохирургия, позволяющая добраться до желез, очень сложная, деликатная и подвергает доноров огромному риску.
Но для хакима, не испытывающего недостатка в поставках «детского материала», это не стало препятствием.
Вторая существенная проблема заключалась в следующем: в основном эксперименты по продлению жизни проводились на животных и насекомыхс непродолжительным сроком жизни, что давало возможность наблюдать и документировать изменения в пределах разумного времени. Идеальными подопытными являлись веснянки и майские мухи, живущие всего один день. Широко использовались черви нематоды, продолжительность жизни которых составляет примерно две недели, и лабораторные мыши, хотя их двухлетний жизненный цикл делает их далекими от идеала. Но за человеком приходится наблюдать гораздо дольше, чтобы стали заметны какие-то значительные признаки изменений. А это означало — люди, прооперированные хакимом, должны были содержаться в заключении долгие месяцы и даже годы, прежде чем проявятся результаты эксперимента.