Убить чужой рукой
Шрифт:
— И каковы признаки?
— Ребенок с длительной, но непонятной болезнью, когда симптомы противоречат друг другу. Он прекрасно чувствует себя целую неделю, потом внезапно заболевает и так далее. Семья, в которой часто и загадочно умирают новорожденные дети.
— Сегодня я разговаривал с лечащим врачом Натана Гэньона, — кратко сказал Бобби. — У него нет никакого определенного диагноза.
Элизабет сделала паузу.
— Вы думаете, это была хорошая идея?
Бобби взглянул на нее:
— Хорошая
— Что вы делаете, Бобби?
— Надеваю шарф.
— Вы поняли, о чем я.
— Гэньоны возбудили против меня уголовное дело. Вам никто об этом не говорил? Они предпринимают какие-то хитрые маневры, пытаясь обвинить меня в убийстве их сына. Если честно, док, то слово «хороший», по-моему, едва ли применимо к моей нынешней жизни.
— Да, быть обвиненным в убийстве — это нелегко.
— Вы так думаете?
Доктор Лейн с трудом преодолела желание ответить на его сарказм.
— Бобби, вечером в четверг случилась ужасная трагедия. Для вас. Для Гэньонов. Для маленького Натана. Неужели вы и вправду думаете, будто какая-то информация поможет вам забыть о том, что вы убили человека?
Бобби пристально посмотрел на нее. Во взгляде его темно-серых глаз сквозило нечто новое, чего она прежде не видела. От этого у нее слегка перехватило дыхание. По коже побежали мурашки.
— Я хочу во всем разобраться, док, — тихо сказал он. — Если она вредит сыну и если она использовала меня, чтобы избавиться от своего мужа… Кэтрин Гэньон, наверное, думает, будто умеет обращаться с мужчинами. Но такой, как я, ей еще не попадался.
Он завязал шарф.
Элизабет тяжело вздохнула и покачала головой. Она многое хотела ему сказать, но знала: добра из этого не выйдет. Он не готов ее слушать. Может, Бобби еще не понял, но она уже поняла, с кем именно из участников трагедии он себя соотносит, и это был не Джимми Гэньон.
— Вы не несете никакой ответственности за Натана Гэньона, — негромко произнесла Элизабет, но Бобби уже вышел.
Глава 14
Кэтрин приехала в больницу. Натан еще спал, аппарат отсчитывал удары сердца, морфин медленно поступал в кровь. Ночной сиделке, в общем, не о чем было докладывать. Натану по-прежнему вводят внутривенные, температура спала, боль его не мучает. Вероятно, завтра мальчика можно забрать домой, Кэтрин следует поговорить с врачом.
Кэтрин выглянула в длинный полутемный коридор. Датчики попискивали, гудели аппараты искусственного дыхания, в своих кроватях беспокойно метались больные. Больница ночью: слишком мало персонала, чересчур много незнакомцев. И повсюду темные углы.
— Натан очень болен, — повторила она.
— Да.
— Мне кажется, ему нужен усиленный уход. Нет ли здесь частной сиделки, которую можно нанять,
Сестра взглянула на нее:
— Мэм, в этом учреждении за больными ухаживаем только мы.
— Это мой сын, — тихо сказала Кэтрин. — Я за него волнуюсь.
— Милочка, все здесь чьи-то дети.
Сиделка ничем не могла ей помочь. Кэтрин в конце концов вызвала врача, но разрешения забрать Натана он ей не дал. Мальчику, учитывая его состояние, необходимо оставаться в больнице.
Что еще за состояние, в бешенстве подумала она, если никто ничего конкретного сказать не в состоянии? Ее вдруг посетила мысль позвонить Тони Рокко. Попросить его. Если потребуется, она будет умолять, может быть, тогда Тони придет и даст распоряжение о выписке.
И что потом? Она увезет Натана домой, и он исцелится как по волшебству?
«Смерть» — гласила надпись.
Внутри ее собственной машины, припаркованной на подъездной дорожке у отцовского дома, — надпись, сделанная губной помадой.
Она почти бегом, с трясущимися руками покинула больницу.
Дома Кэтрин принялась бездумно бродить по комнатам. Репортеры, прежде толпившиеся на улице, исчезли. Полиция тоже. Куда деваются все эти стервятники, когда они действительно нужны? Наверное, сегодня застрелили кого-нибудь еще. Или сенатора застукали в постели с хорошенькой молодой секретаршей. Только печально знаменитое событие, происшедшее 11 сентября, имело право на столь продолжительное внимание.
Она проверила окна и двери. Включила свет, и весь дом засверкал, как посадочная полоса. Только спальня ее тревожила. Полиция по-прежнему называла ее «местом преступления», и Кэтрин не дозволялось ничего там трогать. Им легко говорить. Они залатали разбитую дверь пластиковыми панелями, которые даже от ветра не защищали. Разве эти штуки помешают незваному гостю?
Кэтрин передвинула бюро, установив его прямо под дверью. Конечно, если она смогла его сдвинуть, то это с легкостью проделает и мужчина. Ладно. Она забаррикадирует проход, включит фонарь, чтобы осветить балкон, потом запрет дверь спальни и заколотит ее снаружи. Отлично!
Кэтрин пошла вниз, чтобы разыскать Пруденс.
— Ты мне нужна, — коротко сказала она. — Мы сделаем небольшую перестановку.
Пруденс промолчала. Многолетняя выучка, подумала Кэтрин. И чертовски дорогая английская выучка.
Они поднялись наверх. Пруденс помогла ей передвинуть тяжелый сосновый комод и загородить им разбитую стеклянную дверь. На ковре по-прежнему валялись осколки. И виднелась кровь. Пруденс все это видела, но не произнесла ни слова.
Кэтрин спустилась в прачечную и принялась искать ящик с инструментами. Когда она стала вгонять гвозди в наружный косяк двери, няня наконец заговорила: