Убить фюрера
Шрифт:
— Пожалуй, у меня не остается выбора, — сказал он наконец. — Но я дам окончательный ответ через несколько дней. А как вы поступите с Жувилем и Бернадотом? Они узнают, что у меня с вами какое-то тайное соглашение, и получится очень некрасиво…
— Французу я предложу стать моим пожизненным поставщиком вин. — От привлекательности этой, только что пришедшей в его голову идеи Нижегородский даже щелкнул пальцами. — При всем желании мне не выпить за оставшиеся годы на миллион марок (а мой друг не пьет вообще), так что его выгода налицо. А с Бернадотом нужно хорошенько подумать. Не подскажете, чем может быть полезен этот швед? Кто он там ихнему королю?
— Давать подобные советы с моей стороны недопустимо.
«Ох уж мне эти аристократы, — подумал
— Ладно, сам разберусь. Недели на раздумья вам хватит?
— Да.
— Тогда вот вам мой адрес и телефон. Полагаю, вы уже и так их знаете. Если надумаете принять мои условия, милости прошу ко мне в гости.
К середине мая компаньоны имели настоящие паспорта, выданные им взамен «пришедших в негодность по причине неосторожного обращения с документами». Теперь там, где положено, был отмечен факт выдачи паспортов гражданам Прусского королевства и одновременно Германского рейха Флейтеру и Пикарту, в чем при желании можно было легко удостовериться. В паспортах присутствовали все необходимые печати и вклейки, позволявшие их владельцам беспрепятственно выезжать за границу. Кроме этого они получили трудовые книжки имперского образца, в которых один из них значился «историком», а второй — «филологом со специализацией по восточно-европейским литературам». Оба в свое время прослушали соответствующие курсы лекций в каких-то малоизвестных университетах. Имелись и другие бумажки. Они должны были окончательно дать понять, что эти два господина не свалились с луны, а проживают на грешной земле на вполне законных основаниях. Правда, оба долгое время провели за границей. Так что отныне никакой, даже самый пристрастный полицейский или таможенный контролер не смог бы заподозрить в их бумагах неладного. А если бы все же попытался, например, по причине особой вредности характера, то рисковал получить под нос такое удостоверение, что мигом потерял бы интерес к нештатным агентам особого отдела тайной полиции и контрразведки одновременно. Ко всему этому осталось добавить разрешение на хранение и ношение оружия.
— Тот субъект, что ходил за вами, оказался частным детективом, нанятым одним… впрочем, теперь это уже не важно, — рассказывал барон, когда двадцатого мая они вышли на улицу из нотариальной конторы. — Отныне, если заметите слежку, имейте в виду, что это может быть мой человек. Для вашей же безопасности, да и для моего спокойствия. Ну а теперь признайтесь честно, вы ведь русские? Вы как-то связаны с русским революционным движением?
Только что невозмутимый Бергман подписал их договор об отсрочке платежа по векселю до наступления определенных событий и об аннулировании векселя 15 июня 1930 года в случае их ненаступления.
— Вы проницательный человек, барон, — вздохнул Вадим, щурясь от бьющего в лицо солнца. — Да… пятый год, баррикады. Мы были молоды и глупы. Эта дурацкая война на Востоке, бесконечная тупость царя и правительства… Но теперь все в прошлом. Только не подумайте, что мы сбежали с партийной кассой или совершили предательство в отношении наших бывших товарищей. Просто…
— Вас разочаровало поражение? Вы разуверились в успехе вашего дела?
Нижегородский остановился и задумчиво посмотрел в глаза старого генерала.
— Вовсе нет. Совсем даже напротив. Просто однажды нас ужаснула перспектива нашей победы.
С Жаном Жувилем, владельцем большого винодельческого замка Шато-Оливье, что близ Сент-Эмильена, занимавшимся помимо собственного винограда скупкой вина в других регионах Франции, изготовлением купажей и продажей их за границу, Нижегородский заключил соглашение о регулярных поставках ему вин последнего урожая по целому списку поместий Бордо, Жиронды, Дордони, а также нескольких деревень Бургундии.
— Никогда нельзя
— Но мы же столько не выпьем. Это шесть бутылок в день!
— А фрау Парсеваль? Старушка еще достаточно крепка. Кликнем ее на подмогу.
Нижегородский подсчитал, что до июня тридцатого года (договор был также составлен на восемнадцать лет) он должен получить от Жувиля сорок три тысячи двести бутылок и таким образом на каждую из них придется примерно по двадцать три марки его долга.
— Держу пари, этот прохвост никогда не продавал вино так дорого.
Что касается Ларса Бернадота, то в отношении его компаньоны поначалу не приняли никакого решения. Из найденной Каратаевым биографической справки они узнали, что он действительно был дальним потомком французского маршала [15] и, следовательно, еще более дальним родственником нынешнего шведского короля. Когда-то он служил в гвардии, но еще в молодости неудачно упал с лошади, вдребезги разбил колено и с тех пор заметно хромал. Военную службу пришлось оставить. Последние годы Ларс Бернадот занимался изданием книг, специализируясь на народных эпосах и серьезных исторических монографиях. Однако компаньонов искренне расстроила заключительная часть биографической справки, согласно которой их должнику оставалось жить всего лишь три года.
15
Наполеоновский маршал Бернадот — будущий король Швеции.
— Если бы речь шла о несчастном случае, мы могли бы вмешаться, — заметил тогда Савва, — но эмфизема легких…
Через Бергмана Вадим назначил Бернадоту встречу в «Адлоне» [16] и под видом своего поверенного представил ему Каратаева. Он накормил шведа русской черной икрой, французскими консервированными трюфелями урожая этой зимы, напоил винтажным белым вином, после чего известил, что в течение ближайших трех лет не намерен требовать денег, если тот в свою очередь согласится продлить срок жизни своего векселя до лета тридцатого года. Бернадот с облегчением принял предложение и сделал соответствующую надпись на документе. Прощаясь, он пригласил господина Пикарта посетить его при случае в Стокгольме.
16
Отель «Адлон» — гостиница для избранной знати, где производились бракосочетания даже членов императорской семьи.
В середине июня Нижегородский вернулся из Англии. Он опять выглядел свежим и бодрым.
— Зря не поехал со мной, Савва. Дерби в Эпсоме и Королевский Аскот под Виндзором — это настоящий праздник жизни. Кажется, весь мир съезжается посмотреть на скачки чистокровок. Знаешь, кого я там встретил?.. Угадай… Барона фон Летцендорфа! Стоит себе с тросточкой, в цилиндре (там все непременно в цилиндрах), покуривает сигару как ни в чем не бывало. В тот день на ипподроме Эпсом-Даунс разыгрывался приз принца Уэльского, — продолжал Нижегородский, устроившись на диване с Густавом на коленях. — Дистанция в две тысячи метров. Публика чертовски аристократична, так что особого накала страстей вроде бы нет. В основном борьба идет между владельцами лошадей и жокеями. Тем не менее зрители живо следят за ходом соревнований и делают ставки. А сколько там дам! Они особенно заметны, потому что все в огромных шляпах и с веерами. Не скачки, а показ мод.