Убить Мертвых
Шрифт:
— Я уже набросал отчёт. Я знал, что ты не можешь разумно ответить на разумное предложение. Ты совсем как моя собака. Вполне предсказуем.
— И что теперь? На меня уже нацелены ваши снайперы? Или мы вдвоём выйдем наружу и устроим перестрелку в Тумстоуне? Если бы ты сказал мне, что мы собираемся на вечеринку, я бы захватил пистолет Дикого Билла.
— Ничего такого. Просто уходи отсюда и больше никогда не возвращайся. В своё время мы с тобой это уладим, но сейчас у взрослых есть более крупная рыба, чем ты.
Он встаёт и кому-то кивает, а затем направляется обратно в свой кабинет. Когда я оборачиваюсь, вокруг меня уже растянулись полукругом шестеро
— Признайтесь. Вы кладёте себе в мартини консервированные оливки.
Ничего. Гробовая тишина.
Возможно, Уэллс прав, и пришло время выбрать сторону. Если бы я сказал ему «да», думаете, кто-нибудь из этих мрачных хуесосов выдавил бы из себя хотя бы вежливую улыбку? Не особо на это рассчитываю. Люцифер тоже бы не рассмеялся, но, хотя бы, не потому, что морально выше этого.
245
Один из эпитетов Смерти.
Мы просто букашки на ветровом стекле Бога. Я никому не принадлежу.
Эти добрые и праведные люди сидели на своих жирных задницах и позволили Мейсону с Паркером убить Элис, а меня отправить в ад. А затем дали ему выкрутиться. Может я прежде и не был хорошим парнем, но я любил кого-то и не был разбит на миллион маленьких кусочков. Я не был так пуст и мёртв внутри, как оболочка саранчи.
Я знаю, на чьей я стороне.
На своей.
Я выхожу наружу и покидаю это место через главные ворота, педики Уэллса тянутся за мной вереницей чёрных утят.
Телефон звонит четыре раза. Я уже собираюсь вешать трубку, когда она отвечает.
— Эй. Чем занята?
— Ничем особенным. Читаю сценарий «Несущего свет», пытаюсь выучить свои реплики. Как думаешь, что можно сказать о мире, в котором у меня меньше слов в роли Евы, чем когда я снимаюсь в порнофильмах?
— Не хочешь пойти поговорить с парнем, у которого репутация того, кто использует Бродячих для своих грязных делишек?
— Бродячих?
— Зетов. Големов. Тех вчерашних трупаков.
— А. Ты имеешь в виду, праздни [246] .
— В слове «зет» меньше слогов, так что я выиграл. Хочешь встретиться с этим парнем?
— Кто он?
— Кабал Эш.
Она выдаёт что-то по-чешски. Я не понимаю, но не думаю, что это радостный возглас.
— Конечно.
— Ты где?
— У Саймона. А ты где?
— В «Макс Оверлоуд». Могу взять машину и подобрать тебя.
— Нет уж, спасибо. Саймон поведал мне о тебе и машинах. Я за тобой заеду.
246
Пустой (чеш.).
— Ладно. Не забудь захватить ту игрушку, которую собиралась мне показать. Выдёргиватель костей из Бродячих.
— А! Я ждала, что ты скажешь что-нибудь сексуальное. На мгновение мне показалось, что всё, что ты помнишь о том вечере, это дела снаружи бара.
— Я помню и дела внутри
— Славный мальчик. Увидимся через полчаса.
— Я буду снаружи.
Когда я выключаю телефон, Касабян поднимает глаза. Пока я болтал, он притворялся, что работает.
— Это ведь была она?
— Кто?
— Не умничай. Поднимись с ней сюда, когда она приедет.
— Может, в следующей жизни.
— Пусть она хотя бы подпишет вот это.
Он протягивает пару DVD-дисков, которые прятал на столе.
— Я нашёл парочку её фильмов с тех времён, когда бутлегерствовал дисками, чтобы сводить концы с концами.
— Бедолага. Был вынужден тырить порнуху.
— Эй, то были не американские версии. Сплошные европейские. В формате PAL. Неверный код региона. Переформатируя их, я выполнял общественно полезную работу.
— Для озабоченных стариков и тупоголовых подростков.
— А кому, как не им, нужна помощь?
— Я не приведу её сюда. Но попрошу подписать твои диски.
— Попроси написать «для Олдоса».
— Уверен, что не хочешь «для Альфредо Гарсиа»?
— Пошёл ты. Это старинное семейное имя.
— Это будет нашим маленьким секретом.
— Дважды пошёл на. Я не приму оскорблений от того, кого называют Сэндмен Слимом. Звучит как название диетического коктейля с рогипнолом.
Я смотрю, как он сидит на столе, положив маленькие ножки на клавиатуру. Он хмурится мне в ответ, дерзкая голова на хвалёном скейтборде.
Ненавижу, когда Касабян прав. Я беру DVD-диски и кладу в сумку «Макс Оверлоуд».
— Ты жестокий человек, ты знаешь это, Олдос?
— Мне было бы насрать, если бы ты не сбегал с любовью моей жизни.
— Любовью этой недели.
— Это само собой.
Бриджит заезжает за мной на совершенно новеньком бледно-голубом «Порше Тарга». На ней джинсы и футболка, плюс кожаная куртка для защиты.
Когда я сажусь, она приветствует меня страстным поцелуем. Я целую её в ответ, но держу ухо востро. Должен признаться, что после Люцифера и Уэллса мне уже кажется, что надо мной кружат чёрные вертолёты [247] . Ричи, похоже, из тех помешанных на контроле, кто вполне может следить за Бриджит. Или это может быть Стража. Ричи я могу растереть в дроблёную пшеницу или превратить в наградной кубок по боулингу, но, если Уэллсу попадёт вожжа под хвост, мир довольно быстро превратится в отстой.
247
Появившаяся в 1980-х годах американская городская легенда. О чёрных вертолётах без огней и опознавательных знаков, не издающие при полёте и посадке ни звука. На них люди в черном прилетают за теми, кто пытается раскрыть человечеству правду, и увозят в неизвестном направлении.
Бриджит стирает большим пальцем помаду с моей нижней губы. Возможно, цыгане все-таки медиумы, потому что она говорит: «Расслабься. Никто не следит. Ты не единственный, кто обучен искать такие вещи».
— Принял к сведению.
— Куда мы едем?
Я зачитываю ей с телефона адрес больницы на Саут-Сен-Луис. Она вбивает его на приборной панели, и мы выдвигаемся. Я всегда считал, что эти коробки — для лузеров, но они показывают нам быстрый прямой маршрут сквозь траффик. Я мысленно делаю пометку в будущем угонять машины только с этими коробками.