Убийца (Выродок)
Шрифт:
Люди были ошарашены. Они уже настроились было на аварию — а я взял да и переключил их на свирепый полицейский детектив. Они ничего не понимали. Регулировщик оглядывался по сторонам. Наконец он понял, что является по сценарию моим обязательным партнером, и потянулся к кобуре. Я выстрелил… Пуля вошла ему в плечо. Он сморщился и остановился; зрители мужественно бросились наутек. Кстати говоря, наша храбрость вообще всегда основана на чужой трусости…
Я нырнул в какую-то подворотню. Мне казалось, что за мной по пятам гонится весь мир. Пробежав мимо старой консьержки, я ворвался во двор, заваленный
Погоня приближалась. С улицы все слышнее доносились крики и полицейские свистки.
Я готов был себя задушить. Зачем я, дурак, полез в эту подворотню, как крыса в ловушку?! У меня жгло все тело, картины в глазах растягивались, как в кривом зеркале… До чего ж мне было плохо!.. О, маета, маета человеческая…
Я увидел в углу двора маленькую низкую дверь, которую поначалу не разглядел за бочками, подбежал к ней, попытался открыть, но она была заперта на ключ. Я разбежался и ударил в нее плечом. Мне показалось, что этот удар раздробил мне все кости. Я будто превратился в сплошной пылающий костер, и тысячи красных искр заплясали у меня перед глазами. Но дверь подалась. Я вошел, и у меня перехватило дыхание от приторного запаха крови: я попал в мясную лавку. В этой комнате хозяин, видимо, забивал мелкую живность. На стенах виднелись большие коричневые пятна. Повсюду были крюки, разделочные колоды, сверкающие ножи — кошмар, да и только… Другая дверь вела в служебные помещения… Я толкнул ее, она открылась; я вошел в полутемную кладовую, закрыл за собой дверь и задвинул засов изнутри.
В магазине никого не было; металлическая штора на витрине была опущена. Видно, в это воскресенье хозяева сунули ключ под коврик и поехали за город выветривать мясной душок…
Я остановился и прислонился лбом к белой кафельной стене.
«Ну а дальше, Капут?»
Я перевел дыхание.
«Ну а дальше?»
Я обвел взглядом магазин. Сквозь штору было видно, как перед домом собирается толпа, как отовсюду рысью сбегаются жандармы… Все смотрели на главный вход. Они еще не знали, что я нахожусь в мясной лавке, но это должно было обнаружиться с минуты на минуту, и тогда все эти поганые возбужденные рожи повернутся ко мне…
Ты попал на бойню, Капут… Ты пришел умирать туда, где пахнет кровью и блестят отточенные ножи… Какая ирония судьбы!
Кто это тут шепчет? Я посмотрел вокруг: никого. Я здесь один — один среди мраморных разделочных столов, отвратительных крючьев, точильных брусков… Один среди этих запахов — запахов крови и чистенькой, аккуратной смерти.
Кто-то уже ломится в дверь, которую я только что закрыл, и чей-то бас кричит:
— Он тут!
Дверь дрожит, как барабанная перепонка… Голос затихает, и на смену ему приходит неясный гул.
Я отрываю горящий лоб от холодной стены…
Капут, ты должен сделать ЕЩЕ что-нибудь! Еще не все потеряно. Пока в тебе есть хоть капля жизни, ты должен бороться. Так надо. Ты — зверь, которого все давно мечтают подстрелить, слышишь, Капут?
Я подхожу к кассе магазина и выдвигаю ящик. Мне нужны не
Но в этом ящике ничего такого нет… Карандаш, блокнот, мелкие монеты…
Я отхожу от кассы… Удары в дверь усиливаются. К счастью, она сделана на совесть, и засов на ней что надо…
Я вытаскиваю из разделочного зала огромную колоду и подпираю ею дверь. Теперь, чтобы ее выломать, им понадобится разве что бульдозер… Тут меня будто затопляет гигантская волна. Я закрываю глаза, и меня уносит мощный горячий поток…
Я прихожу в себя уже на полу. Похоже, кратковременный обморок… Чертова рана: она-то меня и доконает… Что если у меня гангрена? Может быть, это просто иллюзия, но мне кажется, что от раны отвратительно воняет… Еще бы: повязка не менялась уже двое суток…
Этот обморок почему-то избавил меня от тумана в голове. Я поднимаюсь и иду через лавку. В дальнем углу — дверь, ведущая в апартаменты живодера.
Я криво усмехаюсь при мысли о том, что умираю у коллеги, — ведь я тоже был мясником. Только вместо скотины забивал людей…
Узкая деревянная лестница… Я взбираюсь по ней ценой невообразимых страданий. Каждый раз, когда я двигаю левой ногой, мне кажется, что бок вот-вот лопнет по швам. Наконец я добираюсь до второго этажа… Зачем бежать, если надежды уже нет? Зачем пятиться от направленного на меня оружия, если мне все равно не выбраться из ловушки?
Снаружи по-прежнему раздается многоголосый гул. В доме полно полицейских — внизу, наверху, справа, слева, везде… Свистки, окрики, приказы… Противный вой сирен на фургонах… Топот на лестницах…
Я толкаю одну из дверей: это дверь в трапезную. Мебель в стиле рококо поблескивает в мягком полумраке. Вышитая скатерть на столе, цветы в бронзовых горшках, раскрашенные гипсовые статуэтки…
На маленьком передвижном столике стоит бутылка рома. Чарка приговоренного к смерти, Капут! Угощайся, парень, пока наливают…
Я зубами вытаскиваю пробку, сую горлышко в рот и жадно, долго пью. Ром обжигает глотку, но все же подстегивает. В меня вливается сила… Хорошо знакомая мне иллюзорная сила, смягчающая болезненную реальность.
Я бегу в другую комнату… Скорее, Капут, ночной столик! На этот раз в ящике все-таки оказывается пистолет, о котором я так мечтал: небольшой «6,35» расхожей модели. Я оттягиваю затвор: полная обойма… Я крепко зажимаю ребристую рукоятку. Эта штуковина сразу прибавляет мне уверенности.
Я кидаюсь к двери, выходящей на площадку второго этажа, но слышу, как за ней суетятся легавые, и отступаю назад.
Мне остается только один путь: через спальню. Она выходит на. балкон. Может быть, с него удастся перепрыгнуть на другой?
Я подбегаю к окну, открываю балконную дверь, и на меня обрушивается мощная волна звуков. «Вот он!» — орут внизу.
Я плюю на них с высоты и оглядываюсь по сторонам. Других балконов рядом нет. Карниза тоже. Есть только водосточная труба. Я обхватываю ее обеими руками и начинаю фантастическое восхождение…