Убийцу скрывает тень
Шрифт:
— У вас все хорошо? — наивно спросила малышка.
Ронни машинально поправила сбившиеся простыни.
— Конечно, золотце, у нас все хорошо. Тебя, наверное, напугал Ко-Страшко?
Ко-Страшко был порождением фантазии Мередит. Этот своевольный малый появлялся в любое время дня и ночи. Точнее, именно тогда, когда Мередит становилось одиноко и она нуждалась в алиби, чтобы мчаться к папе и маме. Каждый раз она описывала его по-разному. Но всякий раз он был ужасный-преужасный.
Вопрос матери Мередит приняла как приглашение зайти и пошлепала к кровати.
— Нет. Он ни при чем. Я просто хотела проверить… где вы.
Тайлер улыбнулся и откинул край одеяла.
—
Дважды приглашать не пришлось. Для того она и прибежала!
Ронни взбила подушки, и Мередит с сияющим личиком забралась на кровать и улеглась между родителями. Переполненный чувствами Тайлер не мог насмотреться на жену и дочь — и невольно представлял другой вариант развития событий, во веки веков исключавший эту утреннюю идиллическую сценку. Да, не остановись он вчера вовремя, сейчас бы Ронни не нежилась в постели, а хлопотала о его похоронах. И его дочь не млела бы в безмятежном покое между папой и мамой, а гадала бы, совершенно прибитая внезапной переменой, что такое смерть и почему папа больше никогда не вернется…
Ронни, не подозревая о его мыслях, блаженно улыбалась. Оргазм у нее, можно сказать, украли из-под носа. Однако она не огорчалась. Мир в душе, который она испытывала в этот миг — рядом с мужем и дочерью, стоил десяти оргазмов. Карьера — дело хорошее, и материальное благополучие — штука приятная, но по-настоящему важно только это — муж, дочь и сын, которого одного сейчас не хватает в этой комнате.
Ронни с чувством чмокнула Мередит в щеку. Разнеженную обилием эмоций, Ронни снова потянуло в сон. Но тут она увидела, что Тайлер плачет. Не то чтобы у него глаза блестели растроганной влагой — нет, слезы так и лились. Взгляды Тайлера и Ронни встретились. Тайлер виновато улыбнулся и поспешил вытереть лицо. Ронни поневоле напряглась: его истеричная реакция напомнила ей, что их проблемы отнюдь не разрешены — просто отложены в сторону. Она опять ощутила себя загнанной в угол — на пределе понимания и терпения, в ужасе от тех загадочных и необъяснимых процессов, которые уже так давно происходят в словно помраченном сознании мужа. Ронни закрыла глаза, крепко обняла дочь и дезертировала в сон.
Глава шестнадцатая
Бен сел на гостиничной кровати, и дешевая жесткая спинка впилась в спину. Пришлось подложить подушку. Он закурил и приглушил звук телевизора, в эфире шла «Встреча с прессой». С кровати ему был виден плоский пасмурный пейзаж по берегам Колумбии. Из серой массы в небе появился «боинг», идущий на посадку в портлендском международном. Похоже, занимается типичный орегонский поздненоябрьский день. Несколько лет назад Бен снимал в этих краях телефильм — то лило, то моросило точно так же. Правда, был ранний май. Что без разницы. Орегонцы не зря острят про свою погоду — мол, к нам нужно с ластами.
Бен толком не понимал, какая нелегкая его сюда принесла. Из родной Юрики он вымелся еще быстрее, чем там появился. Был словно на автопилоте — в свои поступки почти не вдумывался. Стравил милой любимой Дорис какую-то жутко неубедительную байку — и был таков. На встревоженные вопросы Дорис он отвечал рассеянно, недоконченными и неясными фразами. Чуть ли не небрежно чмокнул на прощание и оставил в полной растерянности. После стольких лет счастливого брака такое поведение не может не шокировать.
Происходящее и самого Бена шокировало. Его жизнью вдруг стало править событие шестидесятилетней давности, которое столько раз прокручивалось в его снах, что мало-помалу утратило статус факта. Может, оно и в самый первый раз только приснилось?
Затягиваясь
Если то, что случилось, произошло на самом деле, как же давно это было! До высадки наших в Нормандии, до телевидения. В ту незапамятную эпоху, когда великий режиссер Орсон Уэллс был не только жив, но и умещался на одном стуле. Иногда Бену казалось, что за восемьдесят лет его мозг вконец износился. А порой он сам себя ошеломлял свежестью воспоминаний, которая под стать двадцатилетнему.
Так было или нет? Что под наслоением снов? Факт или самый первый сон?
Если не было — хорош же он! Потерял огромный гонорар, зазря навредил себе в глазах киномира — и, возможно, непоправимо испортил свою актерскую карьеру… то бишь остаток актерской карьеры. Что его, такого старого, все еще снимают — завидный подарок судьбы. Подобное счастье легко профукать. Стоило ли рисковать всем на свете ради внезапной дури? Конечно, у него первоклассная страховка и денег на старость отложено немало. Под мостом он не подохнет. Но Дорис, с ее хворями, страхами и потребительским неврозом, была его всегдашней заботой — Бен продолжал трудиться ради нее, чтобы она ни при каких обстоятельствах не осталась на мели.
Жене только пятьдесят три года, а он не в пример здоровее. Из-за частых болезней бедная Дорис проводила столько времени перед телевизором, что мало-помалу свихнулась: теперь у нее был, считай, единственный свет в окошке — канал «Хоум шопинг», заказ товаров по телерекламе.
Дорис покупала все подряд, орудуя дюжиной кредитных карточек с мастерством профессионального шулера — деньгами с одних покрывала долги на других, чтобы делать новые долги. Время от времени Бен топал ногой и пресекал эти безобразия. Однако приступы бездумного «покупательства» повторялись. Бен был вынужден построить во дворе сарай для ненужных вещей, заполонивших весь дом. По его звонкам банки действительно устанавливали лимит перерасхода по карточкам, которыми пользовалась Дорис. Однако со временем у них там что-то не срабатывало — случайно или нарочно, — всплывали чудовищные переборы, за которые надо было платить соответственно непотребные штрафы. Мало-помалу Бен перестал сопротивляться — отчасти из любви, отчасти из жалости.
Вдобавок к этому несколько лет назад Дорис втравила их в спекуляцию с недвижимостью, которая закончилась предельно печально. Они крупно погорели, и на ветер была пущена кругленькая сумма (Бен в шутку повторял, что во всей стране они единственные пролетели во время последнего бума на рынке недвижимости). За десятилетия успешной работы в кино Бен заработал более чем достаточно денег, однако не сумел распорядиться ими правильно — всегда вкладывал или не туда, или туда, но не вовремя. То, что Дорис стала шопоголиком, лишь усугубило нарастающую финансовую нестабильность семьи.
Доктора давно вынесли приговор, что Дорис никогда не будет иметь детей. Скупка ненужных вещей стала как бы эрзацем материнства — заполнила брешь в ее существовании. Одно время они хотели усыновить ребенка, но Бен столько времени проводил на студиях, что все было как-то недосуг, постоянно откладывали на потом. Ну и дооткладывались… То, что он недодал обожаемой Дорис тепла, ласки и, особенно, времени, постоянно грызло душу Бена. Все чудилось, что он упустил и то, и это и не в полную силу тянул лямку. Хотя, если вдуматься, куда ж было больше выкладываться!..