Убийство арабских ночей
Шрифт:
Но тем не менее дело оставалось чертовски запутанным, и я чувствовал себя далеко не лучшим образом, когда мне сказали, что Джеффри Уэйд на проводе. Я подготовился к громам и молниям. Когда я сказал: «Привет, Джефф», а он проворчал в ответ: «Привет, Берт», в его хриплом и обычно агрессивном, напористом голосе не было тех громовых раскатов, из-за которых трубку приходилось держать в двух футах от уха. Он звучал совершенно по-другому. Когда я сказал: «Ты знаешь, почему я тебе звоню», он отреагировал совершенно не так, как ему было свойственно, когда ты начинал разговор привычным образом. То есть обычно он говорил: «Прекрасный денек, не так ли?» — и делал вид, что ничего не понимает, пока ты наконец не заводился: «Слушай, ты, проклятый старый осел, кончай молоть чепуху и отвечай толком». Тогда он нормальным тоном отзывался: «Ага, теперь все понятно» — и переходил к делу.
Так что я испытал даже легкое потрясение, когда услышал его бормотание:
— Догадываюсь, по какому поводу ты мне звонишь.
Затем наступила такая долгая пауза, что я решил, будто связь прервалась.
— Грязное дело, Берт, — снова прорезался он. — Ты занят?
— Я всегда занят.
— Я всего лишь подумал… если бы ты мог приехать сюда часам к двум… Я в музее. Со мной связалась домохозяйка этого Пендерела и сказала, что у нее есть важная информация. Плохи дела, Берт. Очень плохи.
В первый раз со времени нашего знакомства у него был старческий голос.
Глава 14
ТАЙНА КУЛИНАРНОЙ КНИГИ
До музея я добрался уже после двух часов. Ленч прошел не лучшим образом, чего обычно не случалось, и туфли ощутимо жали. Единственной свежей новостью, появившейся к этому времени, стал тот факт, что отпечатки пальцев Иллингуорда были повсюду в лифте: какое-то время им не пользовались и единственные следы принадлежали незадачливому пастору. По крайней мере, хоть эта часть его истории соответствовала истине. Остается добавить, что, несмотря на июнь, день был сырым и дождливым, как в октябре.
Двери музея были, конечно, закрыты, но возле них толпились зеваки под черными грибами зонтиков. Я не без удовольствия растолкал их, добираясь до констебля, стоявшего на посту. Двери открыл Уорбертон — дневной служитель Джеффри — обладавший достоинством отставного старшего сержанта, которого не было у Пруэна.
Хотя я несколько раз бывал в музее и раньше, но теперь по описаниям Каррузерса и Иллингуорда знал его куда лучше, чем по собственным воспоминаниям. Его помещения, залитые как бы лунным светом, производили странное знакомое впечатление, так же как и ряд карет, выстроенных под бело-зеленым изразцовым сводом крыши, от которой падали отблески на витрины в середине зала; мне даже показалось, что в каком-то сне я прогуливался вдоль них. Мне сообщили, что Джеффри пребывает в одиночестве в кабинете куратора.
Кабинет был погружен в густой сумрак. Джефф не включал никакого освещения, и единственный свет проникал сквозь открытое окно туалета, куда заплескивали порывы дождя. Но я разглядел большую, хорошо обставленную комнату. Джефф, откинувшись на спинку кресла, сидел за столом красного дерева, положив на него сапоги грубой кожи. Он неподвижно смотрел в окно, и на сигарете, торчащей из-под его белых усов, уже образовался столбик пепла в дюйм длиной. В сумеречном свете было видно, как у него ввалились виски, и какое странное рассеянное выражение застыло в глазах. Он не повернулся, а всего лишь скрипнул сапогами и чуть кивнул, не меняя положения в кресле. При всех своих деньгах Джефф всегда пользовался услугами пятидесятишиллинговых портных; не потому, что чрезмерно скупился, что ему совершенно не было свойственно, а потому, что откровенно презирал дорогие костюмы.
Я сел, и мы в молчании несколько минут слушали журчание дождя за окном.
— У нас за спиной долгий путь, Берт, — заговорил он.
Помню, я кивнул и сказал: «Еще бы!» — словно мы сидели в Сомерсете, как много лет назад, хотя все эти годы слово это не приходило мне на ум.
— Вот сижу я тут и думаю, — как бы что-то доказывая, пробормотал Джефф. — Пиво шло по пять пенсов за кварту, и подавали его теплым, с мускатным орехом. Наес olim или какое-то другое. А теперь ты заместитель комиссара полиции, имеешь титул и все прочее… А ведь ты не полицейский, Берт.
— А ты не бизнесмен, если уж зашла речь об этом, — возразил я, — но зато ты миллионер.
— Ну да, — подумав, согласился Джефф.
Он повернулся, и с сигареты упал столбик пепла; он сжал руками впалые виски и стал растирать их, щурясь, словно плохо видел. Вы знаете этот туманный взгляд, как смотрят люди, привыкшие к очкам, когда снимают их? Сжимая голову, он смотрел именно так.
— Предполагаю, ты знаешь, хотя, может, и нет, — продолжил я, — обо всем, что тут произошло прошлым вечером. Сегодня утром ко мне в кабинет ввалилась некая личность, именуемая Вильям Аугустус Иллингуорд, и все мне рассказала.
— Я тоже все знаю, — буркнул Джефф, выругавшись сквозь зубы. — Утром Мириам и Джерри все мне рассказали. Похоже, они решили, что обязаны это сделать. Они думают, что им угрожают большие неприятности, и я им врезал как следует, когда объяснил, что их может ждать.
— Строго говоря, Джефф, им всем достанется. Расследование начинается послезавтра, и коронер вывернет их наизнанку, когда услышит об этом дурацком маскараде…
Джефф принял сидячее положение. Всякое упоминание о властях, особенно о полиции, действовало на него, как ведро воды на разозленного пса. Он сразу ощетинился. Я не без удовольствия отметил, что он готов встать на сторону этих ребят и не собирается рвать их на части, чтобы угодить полиции.
— Значит, вот что он собирается делать? — спросил Джефф. — Коронер хочет вывернуть их наизнанку, не так ли? Кто коронер? Как его фамилия?
— Отвлекись на минутку. Тебе приходит в голову, что один из участников этого сборища в музее прошлой ночью убил Пендерела?
— Ага… Да, — медленно произнес Джефф, — приходит. Не думаю, что кто-то мог это сделать из желания что-то скрыть, так ведь? При данных обстоятельствах…
— Каких обстоятельствах?
Снова он медленно провел руками по лицу, но ничего не ответил.
— Послушай, Джефф. Эта история имеет какое-то отношение к Мириам?
— Да.
— Вот как? Она знала Пендерела?
— Да… Через несколько минут тут будет другой человек, который хочет увидеться со мной. Это домоправительница Пендерела; или, насколько я мог понять, женщина, которая содержала его. У меня есть ее имя и адрес. Миссис Анна Рейли, меблированные комнаты «Корона и Дракон» на Лент-стрит в Боро. Выясним то, что нам предстоит выяснить… Кроме того, я приказал всей этой компании — Мириам, Джерри, Холмсу, — провалиться бы ему, — Бакстеру, этой Кирктон, ее приятелю Батлеру и Пруэну («Черт побери, Берт! — сказал Джефф, и я впервые услышал в его голосе удивление. — Черт побери, я и подумать не мог, что старый Пруэн с ними заодно!»); я приказал им всем явиться сюда, чтобы ты мог переговорить с ними. Тебе будет легче общаться с ними здесь… Знаешь, провалиться мне на этом месте, я бы дал полкроны, чтобы увидеть Иллингуорда в этих бакенбардах…